Культурный марксизм
Эндрю Брайтбарт
Еще во времена своей учебы в колледже, я видел отблески Демократического Медиа -комплекса. Потом я его разоблачил. Но я не знал точно, когда был создан Демократический Медиа-комплекс и почему он настолько укрепился.
В конце концов, я провел большую часть своей жизни в мире, где Советский Союз был разрушен. Когда в 1989 году пала Берлинская стена, мы почувствовали, что наконец победили глобальный марксизм. Рональд Рейган и США уничтожили самое большое вместилище коммунизма на планете, и мы сделали это без прямого выстрела. Весь мир смог увидеть, что коммунизм не работает - его падение было перед глазами всего мира и этого казалось достаточно, чтобы сказать: "Довольно этого".
По крайней мере так мы думали.
Если вы посмотрите на историю Советского союза, вы увидите, как миллионам людей промыли мозги через непрерывную пропаганду коммунизма. Да, они использовали силу. Но они также использовали все имеющиеся у них средства для контроля над культурой, ежедневной жизнью и мыслями их граждан.
Когда я учился в Тулейне, я видел те же культурные силы в работе: власть полиции мысли и культур-фашистов. Я видел людей с властью, которые решали, как правильно думать, какие слова что означали и кому что позволено говорить. Я видел трибуналы и детей, выброшенных из колледжа, за то, что у них неправильные чувства. Оглядываясь назад, я благодарю Бога за то, что я предавался вечеринкам и прочим излишествам вместо учебы, потому что это меня уберегло от принятия их мировоззрения, от изучения их языка. Если бы я не проводил всё свое время на вечеринках, я мог бы стать профессором, получить полномочия и начать пропагандировать культурный марксизм. Я мог бы заняться укреплением и пропагандированием Медиа-комплекса, потому что это укрепляло бы мои собственные позиции.
Позже я увидел, что культурный марксизм не ограничивался лишь Тулейном - он был везде, от мейнстрим-медиа до Голливуда, от системы образования до правительства. И когда я начал искать корни этого распространившегося культурного марксизма, то я понял, что это не было неожиданным и спонтанным принятием Америкой контркультуры 1960-х - это началось задолго до этого.
Основатели нашей страны были реалистичными людьми, которые понимали природу человека, которые понимали, что люди не являются бесконечно изменяемыми, что они имеют врожденные черты, которые не изменяются. В 51 номере "Федералиста" Джеймс Мэдисон писал, что люди не ангелы. Джон Адамс знал, что правительство должно быть ограниченным, потому что "это скорее слабость, а не злоба, делают людей непригодными, чтобы им доверять неограниченную власть". Томас Джефферсон с этим тоже был согласен.
Отцы основатели знали природу человека, потому что они были частью великой Западной традиции в философии, литературе и истории. Они ценили своё наследие, потому что оно возникло из базовых знаний о природе человека. Вот почему они были настолько пылкими в попытках внушить будущим поколениям учение о морали и добродетели - люди не являются моральными от рождения, поэтому им нужно моральное воспитание.
Капитализм Адама Смита был основан на тех же принципах, а не на голой жадности и эгоизме, как нас хотят убедить Барак Обама и Майкл Мур. Смит знал, что капитализм - свободный обмен своих лучших усилий на лучшие усилия кого-нибудь другого - требовал от людей действовать с добродетелью.
Подводя итог, точка зрения Отцов-основателей такова: человеческая природа переменчива и нуждается в обучении добродетели; никакое правительство не должно обладать большой властью, потому что люди будут использовать это правительство самым худшим образом; человеческая свобода, когда она находиться в границах морали, является высшим благом. Конституция была написана как живое свидетельство этих взглядов.
Реалистичный взгляд Отцов-основателей на человеческую природу и призыв к ограниченному правительству и индивидуальной свободе нашел своего оппонента в лице философии Жан-Жака Руссо, а затем Карла Маркса. Руссо считал, что люди от природы добродетельные и были развращены лишь развитием окружающего общества (сам он от природы не был добродетельным, будучи отцом шести внебрачных детей, которых оставил в детских приютах). Также он считал, что современное общество, основанное на защите частной собственности и жизни, разрушило естественный коммунизм, который превалировал до создания общества.
Для людей вроде Руссо, решением недостатков нынешнего общества было создание нового "социального контракта", основанного на "общей воле". "Общая воля" не требовала никаких сдержек и противовесов, поскольку воплощала в себе волю народа. И если люди шли против воли народа, они должны были проиграть.
Идеи Карла Маркса стартовали оттуда, где остановился Руссо. В отличии от Отцов-основателей или даже Руссо, он особо не заботился о природе человека - для него природа человека на самом деле не существовала. Фактически он пошел еще дальше: человеческая природа была творением окружающего общества. Если нужно изменить человеческую природу, её можно изменить лишь уничтожив окружающее общество.
"Диалектическая теория" Георга Вильгельма Фридриха Гегеля лежала в основе утопических взглядов Карла Маркса. Гегель верил, что человеческие конфликты сделали мир лучше. Битва между двумя противоположными идеологическими и философскими силами - тезисом и антитезисом - в итоге заканчивалась их "синтезом", и этот "синтез" в итоге был лучше, чем то, что было до него. Вроде того, как парень (тезис) ругается со своей женой (антитезис) , а потом у них отличный секс, продуктом чего становится ребёнок (синтез). Вот только иногда тезис должен изнасиловать антитезис, чтобы получить синтез, или наоборот.
Маркс поженил свою философию на диалектике Гегеля, создав нечто смутное и запутанное под названием "диалектический материализм". Идея заключалась в том, что капитализм несет в себе семена своего собственного уничтожения - капитализм (идея) столкнется с имущественным неравенством, которое он создает (антитезис), и проблема имущественного неравенства будет решена социализмом/коммунизмом (синтез).
Вот что Маркс имел ввиду в своем знаменитом утверждении из "Коммунистического манифеста" : "История всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов". В финальной классовой битве, рабочие одержат победу и будет установлен коммунистический синтез. Счастливый день!
Все это может сбить с толку и заставить кого-нибудь со здравым смыслом меня остановить и сказать: "Подожди минуту, объясни это заново, но медленно, и скажи мне почему это не очередная интеллектуальная болтовня". К сожалению, есть проблема: важные люди в Америке верили в это.
Позвольте мне продолжить этот небольшой урок истории.
Президент Тедди Рузвельт изображен на горе Рашмор. Несмотря на то, что Тедди был Республиканцем, он не был консерватором - он был "прогрессистом". Прогрессивизм был направлением в американской мысли, который объединял гегелевскую диалектику с марксизмом, опираясь на радужный руссоистский взгляд на природу человека и общую волю - в основном это был мягкий вариант марксизма без классовой борьбы.
Конечно, была одна проблема - здесь в Америке у нас было то, чего не было в Германии или даже в Британии: Конституция, которая защищала индивидуальные права. Но это не остановило Тедди. Понимаете, прогрессивизм всегда должен быть активным. И это было о Тедди - он всегда был активным и использовал власть. Он был похож на Барака Обаму начала двадцатого века, он клеймил тех, кто был не согласен с ним, характеризируя типично американскую самодостаточность как эгоизм. Коллективизм стал классным.
Те, кто поддерживают прогрессивизм, говорил Тедди, "поддерживают движение вперед... к духовному подъему и лучшей жизни, в которую верят люди". Цели, а не средства, имеют значение: "Мы, все кто поддерживает прогрессивное движение здесь в США, не преданы каким-нибудь определенным механизмам, кроме как исключительно достижению тех целей, которые мы желаем. Наша цель - обеспечить реальную, а не номинальную, власть народа". Это очень пугающее поведение - дело правительства это как раз средства, а никак не цели, поэтому Конституция это документ, который описывает в основном то, как нужно делать, а не то, что нужно делать. Когда президент начинает игнорировать средства для достижения целей, мы получаем серьезный конституционный кризис.
Тедди был серьезной конституционной проблемой. Его прогрессивизм имел практические последствия. В своей речи 1910 года "Новый национализм" он сравнил имущественное неравенство с гражданской войной и сказал, что индивидуальные права должны поступиться местом интересам общества.
В той же самой речи он, фактически, сказал, что людям не стоит позволять зарабатывать деньги, если это не приносит пользу обществу. "Мы не пожалеем никого, если только его состояния не будут достойно приобретены и будут служить общей пользе. Мало даже того, что такие богатства были приобретены без нанесения вреда обществу. Мы должны разрешать приобретать богатства только покуда они несут пользу обществу", сказал он. Это был Маркс в действии. С идеями Маркса в голове, президент вступил в конфронтацию с нашими Отцами-основателями.
Прогрессивизм Тедди имел драматические последствия для формирования нового взгляда на Конституцию. Он суммировал свой взгляд на Конституцию в одной фразе: "К черту Конституцию, когда люди хотят угля!".
Идеологический наследник Тедди пробрался в Белый дом в 1912 году и его звали Вудро Вильсон.
Вильсон был прототипом нынешних яйцеголовых профессоров, профессором политических наук и деканом Принстона, который был разочарован в нашей демократии. Нашу американскую демократию следовало заменить правлением элит, которые знали лучше, что следует делать, чем массы. Вильсон впитал в себя современную европейскую философию (а именно Гегеля и его последователей) во время учебы в Университете Джона Хопкинса, первом американском университете, построенном по немецкой модели. Неудивительно, что он отвергал идею правительства подотчетного людям и отвергал старомодные принципы свободного предпринимательства и частной собственности, которые должны быть защищены системой сдержек и противовесов, которые не допускают чрезмерного роста правительственной власти. Правительство, говорил он, это живая вещь и ему нужна свобода, чтобы выполнять свою магическую работу. Поскольку у правительства было много работы, Конституция была пустой тратой времени для Вильсона. Она сдерживала прогресс. "Справедливо чтя нашу Конституцию, следует сказать, что её можно отбросить в сторону как одежду, и нация по-прежнему будет одета в живую плоть и сухожилия, обогреваемая кровеносной системой и готовая освежить нашу конституцию и наши законы".
Чаще всего, Конституция стояла на пути грандиозного гегелевского синтеза власти во имя социализма. Вильсон считал, что истинная демократия и социализм не просто совместимы - они не отличимы. Все индивидуальные права должны быть подчиненны правам государства: "Человечество как общество стоит выше, чем человечество как индивидуумы".
Оба, и Рузвельт, и Вильсон, были гораздо меньше обеспокоены вопросом прав индивида или ценностей республиканизма; главной задачей Великих лидеров является хорошее управление. Они считали, что великие решения должны приниматься великими людьми с великими идеями, а грязный демократический процесс лишь блокирует шанс на великие перемены. Эта философия проложила путь Франклину Делано Рузвельту, и эхо этих идей слышится в действиях нынешнего президента Барака Обамы.
К счастью для Америки, после Первой мировой войны Вильсон был крайне непопулярным в обществе и следующее десятилетие привело к возвращению конституционных ограничений.
Но в Европе эти идеи продолжили победный марш.
Несмотря на то, что марксизм достигал успехов в политике США и Западноевропейский стран в начале ХХ века, к концу 1910-х ортодоксальный марксизм столкнулся с большой проблемой: международная марксистская революция так и не вспыхнула. Мало того, что этого не случилось, рабочие потратили большую часть своего времени убивая друг друга в Первой мировой войне. Диалектическое пророчество Маркса оказалось ложным.
Но то, что марксистский диалектический материализм оказался ложным, и то, что недавно созданный Советский Союз убивал своих граждан рекордными темпами, не означало, что марксистские интеллектуалы собирались отказаться от идеи мировой революции.
Именно тогда на сцену вышли Антонио Грамши и Дьёрдь Лукач.
Грамши был итальянским социалистом, который считал, что разрушение общества необходимое условие для победы глобального марксизма. Марксизм не мог выиграть, потому что люди был слабы. И люди были слабы, потому что люди были продуктами капиталистического общества. "Человек это прежде всего ум и сознание" - писал Грамши в 1916 году - "Поэтому он продукт истории, а не природы. Нет другого способа объяснить, почему социализм до сих пор не одержал победу".
Лукач основывал свои идеи на идеях Грамши, решив, что диалектический материализм Маркса не был на самом деле инструментом предсказания будущего - он был инструментом разрушения самого общества. Разрушение статус-кво в мозгах людей должно принести победу марксизму.
Взгляды Лукача были настолько влиятельны, что какое-то время он был заместителем комиссара по культуре в Венгрии, где он продвигал радикальную программу сексуального воспитания в школах, пропагандируя свободную любовь и вытеснение иудео-христианской морали. На этом посту он пытался претворить в жизнь свою идеологию разрушения: "Я видел революционное разрушение общества как одно и единственное решение... Принятие миром новых ценностей не возможно без упразднения старых ценностей и создания новых ценностей революционерами". К счастью жители Венгрии не были недоумками, и поэтому они его вышвырнули из страны.
Лукач стал безработным, но не надолго.
Феликс Вайль был молодым радикалом из Франкфурта, Германия, и приверженцем идей Маркса. Он, как и Лукач, видел главную проблему в имплементации социализма - по-сути просто никто на самом деле не любил социализм очень сильно. Но как и большинство современных студентов колледжа, которые живут на деньги родителей, в тоже время проповедуя борьбу против капиталистической системы, он был богат. Поэтому он на дедушкины деньги основал Институт социальных исследований, который был настоящим предшественником современного "Центра за Американский Прогресс" Джона Подесты, который спонсирует Джордж Сорос.
В качестве персонала для нового института, который быстро стал известен под именем Франкфуртская школа, Вайль нанял, вместе с Дьёрдем Лукачем, марксистского философа по имени Макс Хоркхаймер. Лукач не остался там надолго, а вот Хоркхаймер остался. Во Франкфуртской школе он придумал термин, который воплощал смысл его разлагающей философии, призванной разрушить существующее общество с помощью марксисткой диалектики, внедренной в культуру: это термин критическая теория.
Критическая теория была именно тем, чему нас обучали в Тулейне. Это была, в буквальном смысле, теория критики всех и всего везде. Это была попытка разорвать социальную ткань общества используя социальные науки (социологию, психологию, экономику, политические науки и т.д.), это была бесконечная и нескончаемая критика статус-кво, юношеское восстание против социальных правил и норм.
Критическая теория, говорил Хоркхаймер, "относится с подозрением ко всему лучшему, полезному, принятому, продуктивному и ценному, как это понимает существующий порядок". Итак, если вам нравится мороженное больше чем пирог, или вы думаете, что молоток полезнее отвертки в данной конкретной ситуации, вы говорите от имени статус-кво. Реальная идея была в том, чтобы сделать общество тотально неработоспособным, сделав всё вокруг в принципе бессмысленным. Критическая теория не созидает, она лишь разрушает, в чём открыто признавался сам Хоркхаймер, "Прежде всего... критическая теория не имеет никаких материальных достижений, чтобы показать себя". Не удивительно, что во время выпуска я думал, что работа это предательство принципов.
Когда Хоркхаймер возглавил институт в 1930 году, он нанял других приверженцев критической теории, таких как Теодор Адорно, Эрих Фромм и Герберт Маркузе. Все они были согласны с центральной идеей критической теории о том, что существующее общество должно подвергаться беспристанной критике до тошноты, все социальные институты изменены, все традиционные концепции истреблены. Позднее Маркузе подвел итог: "Можно справедливо говорить о культурной революции, поскольку протест направлен на весь культурный истеблишмент, включая мораль существующего сегодня общества... То что нам следует сделать, это что-то вроде диффузии и дезинтеграции всей системы".
Опять же, кому будет интересна вся эта философская абракадабра? Ну, все эти скучные и ноющие философы, возможно, ушли бы в забвение, как многие марксистские теоретики до них, но приход Гитлера к власти не дал этому случиться. С приходом Гитлера, им пришлось бежать. И им некуда было бежать.
Кроме как в Соединенные штаты.
Традиции свободы в Соединенных штатах, наша открытость иностранным идеям и наша самая главная ценность - свобода слова, поставили нас в уязвимое положение перед теми, кто собирался использовать наши идеалы. Мы приветствовали Франкфуртскую школу. Мы встретили их с распростертыми объятиями. Они этим воспользовались в полной мере. Они внедрились прямо в наши институты, и когда они начали внедрять в них своё предводительство, свой язык, свой лексикон, слишком многие предпочитали просто игнорировать их. А самое опасное, что вы можете сделать в отношении ведущей левацкой интеллектуальной клики - это игнорировать их.
Мы всегда ощущали, что наши потрясающие традиции свободы будут изменять тех, кто появляется на наших берегах, что они начнут ценить способ жизни, который мы создали - разве не поэтому все хотят приехать сюда в первую очередь? Мы даже не может представить себе кого-либо, кто явится сюда, изведает то настоящее чудо жизни, которое мы создали в этой стране, и захочет всё это уничтожить. Но это именно то, что хотела сделать Франкфуртская школа.
Это не были счастливые люди, ищущие новой жизни. Когда они приехали в Калифорнию, они просто не смогли справится с изменением декораций - у них был когнитивный диссонанс. Хоркхаймер и Адорно, а также их депрессивные союзники вроде Бертольда Брехта, переехали в дом в Санта Монике на двадцать шестой улице, по совпадению, место моего детства. Они перебрались в рай из ада нацистской Германии и, по-видимому, не смогли справится с окружающим их весельем, солнцем и шумными хорошими деньками. Неблагодарность недостаточно сильное слово, чтобы описать их мерзкое недовольство всем.
Если бы только в их доме была мебель IKEA, их времяпровождение стало основой для замечательного нового сезона тв-шоу "The Real World".
Брехт и ему подобные, были Куртом Кобейном тех дней: массивно депрессивные, нигилистические люди, которые носили плотные костюмы в восьмидесятиградусную жару, живя в доме на пляже. Как писал Адам Коэн в New York Times, это были "критики американской культуры с расстроенным пищеварением. Несколько человек поселились в Южной Калифорнии, где их беспокоила культура потребления и неустанная радость вокруг них. Депрессивные по своей природе, они фокусировались на разочарованиях и продажности всего вокруг, и пытались показать, как им это всё не нужно. Это мог быть рай, сетовал Теодор Адорно, но это была лишь Калифорния".
Адорно ошибался. Это был рай. Для всего остального мира, Америка была раем. А эти марксисты прибыли сюда, чтобы уничтожить лучший способ жизни, который когла-либо создавал человек.
Если бы я мог вернуться в прошлое на машине времени, я бы вернулся и вытолкнул бы под зад этих нытиков.
У членов Франкфуртской школы были союзники в Америке - люди, которые приняли синтез Гегеля и Маркса, который создали Рузвельт/Вильсон и которые искали теперь следующий шаг. Франкфуртская школа уже давно обменивалась письмами с ведущими американскими социологами и обзаводилась связями с ними.
Тем временем Департамент социологии Колумбийского университета умирал. Им нужна была новая кровь и им нравилось то, что они видели во Франкфуртской школе.
Все во Франкфуртской школе желали занять свое место в зале славы американских академий. К счастью для них, существовала организация, которая называлась Институт международного образования, которая специализировалась на помощи бегущим из Германии ученным. Человека, который занимал должность помощника секретаря Чрезвычайного комитета помощи иностранным ученным в Институте, звали Эдвард Р. Марроу, который помог многим известным интеллектуалам из Франкфуртской школы. Позже сенатор Маккарти попытается задеть Марроу за то, как он освещал слушания Маккарти, на основании его участия в Институте и его помощи Франкфуртской школе, но к тому времени с Маккарти было уже покончено.
Как бы там ни было, Франкфуртская школа почти сразу же была принята в Колумбийском университете. Это был брак, заключенный в аду.
Прикрепив свои щупальца к американскому высшему образованию, философия Франкфуртской школы начала проникать в каждую щель американской культуры. "Критическая теория" Хоркхаймера стала основой философии, истории и курсов английского языка по всей стране. Сам Хоркхаймер колесил по стране, от Колумбии до Лос Анджелеса и Университета Чикаго.
Тем временем, Эрих Фромм, один из главных мыслителей Франкфуртской школы, проталкивал культурный марксизм через психологию, обвиняя Западные традиции в подъеме нацизма и неприятии марксизма.
Это была фикция, конечно же, удобное переписывание науки для достижения политических целей. Марксизм настолько же тоталитарен как и нацизм, поэтому логично было, что многие из тех ,кто любил коммунизм быстро полюбили нацизм в Германии, а те, кто сопротивлялись коммунизму, сопротивлялись и нацизму. Но Фромм создал удобный ответ для защиты марксизма: марксисты не уходили к нацистам, а это те, кто сопротивлялись марксизму становились нацистами! Как Фромм знал это? Потому что те, кто исповедовали марксизм, любили свободу, а те, кто сопротивлялись марксизму, неявно подавляли сами себя. Солдаты были авторитарны потому что подчинялись приказам. Владельцы мелкого бизнеса были авторитарны, поскольку подсознательно желали подчиняться "экономическим законам". Левые и сегодня обзывают всех своих оппонентов нацистами, основываясь на этом ошибочном и безумном психоанализе.
Фромм впитал в себя идеи своего коллеги по Франкфуртской школе Вильгельма Райха, который считал, что все психологические проблемы имеют своим корнем сексуальное подавление, и говорил, что сексуальное освобождение от моральных норм общества способно излечить большое количество людей. Райх (чей психоанализ включал в себя раздевание и прикосновения) заложил основы современного феминизма, утверждая, что "подавление сексуальных желаний приводит к общему ослаблению интеллекта и эмоциональной функции; в частности, оно лишает людей независимости, силы воли и критических способностей". Брак, писал он, разрушает жизни: "Супружеские страдания, которые не исчерпываются лишь супружескими конфликтами, переносятся на детей".
Фромм также расширил идеи воспитания Дьёрдя Лукача и Джона Дьюи, которые отвергали родительский авторитет и советовали родителям отойти в сторону, и позволить детям изобрести велосипед из своего собственного опыта. Идеи Фромма впитал в себя молодой студент социалист Бенджамин Спок, который в последствии сформировал целое поколение родителей своей книгой "Книга здравого смысла о ребёнке и воспитании детей", которая помогла создать так называемое движение за самоуважение.
В тоже время, Теодор Адорно из Франкфуртской школы внедрял марксизм в американское сознание, атакуя популярные тренды в мире искусства. Сначала преподавая в Колумбийском университете, а затем в Принстоне, он утверждал, что проблема с телевидением и фильмами в том, что они обращались к массам - но телевидение не должно удовлетворять общественные вкусы, оно должно формировать их, утверждал Адорно. Массовое искусство и культура разрушили истинное искусство, которое всегда использовалось в революционных целях, писал Адорно. Поэтому всю популярную культуру следует критиковать, как продукт капиталистической системы. Нужно снести всю эту культуру. Искусство перформанса и современное искусство нашли в Адорно своё философское основание. Длинная линия, простирающаяся от Piss Christ до Карен Финли, обмазывающейся фекалиями Сьюзан Сарандон, чтобы вызвать "транссексуальную рвоту" - всё это уходит корнями в Адорно.
Это нигилистическое влияние на культуру, призванное разрушить культурные нормы, привело к тому, что многие современные взрослые люди не имеют опыта жизни в эпоху, где существует трансцедентное и врожденное понимание красоты, которые является идеалом искусства. И это началось, потому что сбежавшая из Европы Крысиная стая не смогла оценить жизни в самом красивом и свободном месте на Земле.
Но все эти деятели Франкфуртской школы меркнут по сравнению с Гербертом Маркузе, основателем "Новых левых". Маркузе был бывшим учеником будущего нацистского философа Мартина Хайдеггера, отца "деконструкции", процесса, когда каждая мысль или текст из прошлого должны быть рассмотрены и отвергнуты, как продукт своей социальной среды. Хайдеггер не скрывал своих намерений; он жаждал момента, когда "духовная сила Запада потерпит неудачу и его суставы треснут, когда агонизирующее подобие культуры спутает всё вокруг и позволит ему задохнуться в своем безумии".
Маркузе присоединился к Франкфуртской школе в 1933 году и быстро стал лидером движения. После того, как он переехал в США и стал гражданином, Франклин Делано Рузвельт нанял его в Офис по военной информации, где он создавал антинацистскую пропаганду, несмотря на свой марксизм. Он также работал в Офисе стратегических служб (прото-ЦРУ) и в Госдепартаменте, где усердно трудился, чтобы не допустить того, что США после войны оттолкнет Германию от социал-демократии. Он преподавал в Колумбийском университете, затем в Гарварде, и наконец в Университете Калифорнии в Сан-Диего.
Он широко шагнул в общественную жизнь в 1955 году, когда опубликовал свою книгу "Эрос и цивилизация". Книга по-сути продвигала идею Вильгельм Райха о том, что сексуальное освобождение было лучшим решением психологических проблем общества. Маркузе хотел создать общество "полиморфной извращенности" - которое означало, что любой может заниматься сексом когда угодно, где угодно и с кем угодно с помощью чего угодно.
Важным было не столько свежесть послания Маркузе (это не было свежее послание), сколько время этого послания - дети, воспитанные Фрейдом, Фроммом и Споком уже подросли. Великое поколение вырастило новое поколение, открытое к идеям Маркузе. В то время как схожие философские взгляды на секс провалились в 1920-х, 1930-х и 1940-х, мужчины и женщины, которые пережили Великую депрессию и Вторую мировую войну, были настроены на то, чтобы вырастить привилегированных детей, которым никогда не придется воевать и тяжело работать за еду. В результате, появились группы детей, готовые и способные принять участие в Сексуальной революции, начало которой провозгласили из Франкфуртской школы. Маркузе продавал сексуальный промискуитет как осуществление необходимого людям восстания против Западной цивилизации и освобождения от сексуальных репрессий, которые она осуществляла. Товар, который нетрудно продать подросткам.
Неудивительно, что его последователи реально верили, что делают нечто значительное, когда занимаются сексом, а не войной (make love, not war - лозунг, который приписывают самому Маркузе) - они считали, что используют сексуальную энергию, чтобы собрать человечество вместе, а не уничтожить его, что делают сексуальные репрессии. В то время как Маркузе не был самой важной фигурой Франкфуртской школы в интеллектуальном плане, он был самым хитрым и эффективным маркетологом. Рекламная пословица "Секс делает продажи" была применена к молодежи, чтобы продать им идею, что ценности и идеалы их родителей были злыми и репрессивными (Где же географически пришел к этой нигилистической идее Маркузе? На живописных скалах Ла Хойя с видом на Тихий океан).
Маркузе также перенес критическую теорию в другое разрушительное направление: в то время как он, повторяя фразу Маркса о том, что рабочие всего мира в конце концов объединятся, видел так называемое "анти-колониальное движение" в странах Третьего мира, как доказательство правоты Маркса - но также он осознал, что в США не будет такого восстания рабочего класса. Поэтому ему нужны были другие группы интересов, чтобы разрушить капиталистическую систему, используя свою критическую теорию. И он нашел эти группы среди расовых, этнических и сексуальных меньшинств, которые ненавидели старый порядок. Эти виктимизированные группы интересов выступали против норм Западной цивилизации, "со всем своим неповиновением, ненавистью и наслаждением своим статусом жертв, определяя свою собственную человечность против определений их хозяев", как писал Маркузе.
Миссия Маркузе заключалась в том, чтобы разорвать американское общество на части, используя идеологию "разнообразия" и "мультикультурализма", как механизмы, которые будут разрывать социальную ткань общества, кусочек за кусочком. Он хотел натравить черных на белых, поставив все "угнетенные группы" в оппозицию к обществу. Теория Маркузе об "угнетенных группах" как новом пролетариате, в сочетании с критической теорией Хоркхаймера, нашла пристанище в наших академиях, став основой для пост-структуралистского движения - гендерные исследования, ЛГБТ/Квир исследования, афро-американские исследования, чикано-исследования и т.д. Все эти "Пустопорожние исследования" довольно откровенно описывают свою миссию, как разрушение традиционных иудео-христианских ценностей и общепринятых традиций Западной культуры, заменив их моральным релятивизмом, который уравнивает все культуры и философии - кроме, конечно же, Западной культуры и философии, которые являются "плохими" и "эксплуататорскими".
Маркузе был принят с распростертыми объятиями в студенческом движении 1960-х - настолько, что во время студенческих бунтов в Париже в 1968 году, студенты маршировали с плакатами: "Маркс, Мао и Маркузе".
Но Маркузе не мог выиграть в Америке. У Маркузе была большая, большая проблема: основополагающая идеология Америки была всё еще сексуальнее марксизма, который предлагал тираническое государство всеобщего равенства вместо свободы и личной ответственности. Даже когда Маркузе предложил всем бесконечный секс, наркотики и рок-н-ролл, большинство американцев больше интересовала жизнь в свободе со своими семьями, в обществе, которое больше ценило добродетель и тяжкий труд, чем разврат и декаданс.
Он должен был найти способ победить оппозицию. Он нашел его, назвав его термином "репрессивная толерантность". В 1965 году он написал эссе с таким названием, где утверждал, что толерантность была хороша только тогда, когда позволяла расцвести контркультурным идеям, и чтобы контркультурные идеи могли выиграть, доминирующие идеи нужно просто заткнуть. "Освобождающая толерантность" - писал он - "поэтому должна означать нетерпимость к правым движениям и толерантность к левым... Отказ от толерантности в отношении регрессивных общественных движений прежде чем они становятся активными; нетерпимость даже в сфере мысли, мнений и слова, и, наконец, нетерпимость к мнимым консерваторам, правым политикам - эти антидемократические положения соответствуют реальному развитию демократического общества, которое в действительности разрушило фундамент универсальной толерантности". В Америке властвовала "репрессивная толерантность", при которой "диссидентские точки зрения" подавлялись; ему нужна была "партийная толерантность".
Другими словами, если вы не согласны с Маркузе, вас нужно просто заткнуть. Это сделало любые дебаты для Маркузе и его сторонников очень удобными. Такой тоталитаризм является сегодня стандартной практикой в кампусах колледжей, в СМИ, в Голливуде - в тех местах, которые Франкфуртская школа стремилась контролировать.
Первая поправка - которая позволила Франкфуртской школе осесть на нашей земле и выражать свои пагубные для свободы идеи - теперь должна была быть ликвидирована теми, которые воспользовались её благами. Маркузе призывал к тирании меньшинства, так как тиранию большинства нельзя было преодолеть без его тотального подавления.
Есть другое имя у "партийной толерантности" Маркузе - это Политическая корректность.
Фактически, термин политическая корректность пришел к нам от дружка Маркузе: Мао Цзедуна. Мао использовал этот термин, чтобы разграничить тех, кто имел "научно корректные" взгляды и всеми остальными; взгляды, которые были "научно корректными" - он называл "политически корректными". В 1963 году, за два года до появления "репрессивной толерантности" Маркузе, Мао написал эссе под названием "Откуда появляются корректные идеи?". В этом эссе Мао утверждал, что марксистское общество определяет корректные идеи, а все некорректные идеи должны быть отброшены из-за их несостоятельности. Мао определял их. Маркузе определял их. Идеологические наследники Мао и Маркузе определяли их и до сих пор думают, что они это делают.
И вот марксизм высадился на наших берегах, припал к земле, пустил корни и вырос как сорняк - все это произошло до того, как мы это заметили. Это произошло на уровне университетов, на уровне правительства и на уровне СМИ. Всё это произошло потому, что мы не воспринимали весь этот идеологический мусор, который извергали все эти клоуны, всерьез и не считали его чем-то важным - "Наша конституция пережила революцию, Гражданскую войну и Вторую мировую войну. Почему мы должны переживать из-за нескольких немецких яйцеголовых болтунов?". Тем более, что Америка была настолько экономически успешной под всеми этими "угнетениями".
Фундамент для Комлекса был построен. Но мы еще не могли видеть Комплекс целиком - Комплекс был скрыт под абзацами туманных текстов и в школьных программах таких мест, как Университет Тулейна в его курсах "Американских исследований". Подумайте о волке в овечьей шкуре. Все это казалось таким неопасным, и мы подумали, что студенты, погрязшие в декадентстве, в концов концов вернуться к Конституции, как это сделали их родители.
Мы спали, когда они вооружались, мы закрыли глаза, пока они убирали наше оборонительное оружие - нашу верность Конституции и свободе слова и мнений.
И лишь, когда они начали прямо стрелять по нам, мы увидели, что остались безоружны, в то время как они имели целый арсенал своей философии, готовый развернуться в одно мгновение в полномасштабную сибирскую язву марксизма.
Связующая линия становилась отчетливой. Маркс и Гегель проложили путь прогрессивизму, прогрессивизм - Франкфуртской школе, которая атаковала американский стиль жизни "культурным марксизмом" через свою "критическую теорию". Теоретики Франкфуртской школы обосновали радикальный экологизм, художественный марксизм, психологическую деконструкцию своих оппонентов и мультикульутрализм. Но прежде всего, они придумали "репрессивную толерантность", которая сегодня известна под именем "политической корректности".
Они внедрились в наши академии - моя программа "Американских исследований" в Тулейне гораздо больше времени посвятила Адорно, Грамши, Хоркхаймеру и Маркузе, чем Марку Твену, Томасу Джефферсону или Аврааму Линкольну. Произошел изощренный интеллектуальный фокус - все студенты колледжа, которых накормили Франкфуртской школой неосознанно стали работать на Комплекс. Но это не объясняет того, как целое американское общество погрузилось в это. Я никак не мог понять, как философия Франкфуртской школы, которая очевидно сложна для восприятия, вдруг превратилась в массовый психоз? Как она обманула миллионы людей?
И у меня был еще один вопрос. Франкфуртская школа была полностью о том, чтобы критиковать всё со стороны. Она была о том, как разорвать общество на куски. Такой материал не очень хорошо воспринимается обществом, которое было преимущественно счастливо в нашей стране - мы не смотрим на Диснейленд как на эмблему корпоративной жадности, мы смотрим на него как на место, где хорошо нашим детям, и если кто-то захочет уничтожить Диснейленд во имя коллектива, мы пошлем их в задницу. Так каким же образом эта философия проникла в наши сердца и умы? Как Комплекс, который был огромной философской системой по внедрению марксизма в американское общество, ушел в тень за несколько десятилетий настолько, что мы сейчас даже не признаем его существования?
Затем я прочитал "Правила для радикалов" Саула Алинского: если Маркузе был Иисусом новых левых, то Алинский был Святым Павлом, который занимался обращением масс в новую веру и старался превратить марксизм в новую официальную религию США, даже если это не соответствовало Конституции.
"Правила для радикалов" правильнее было бы назвать "Как захватить Америку изнутри". Алинский описал всё шаг за шагом, а мы были слишком заняты борьбой за результат, чтобы изучить план игры.
Давайте начнем с того, кем был Алинский. Алинский был известным коммунистом, преданным идее установления в Америке коммунистического режима, используя самые умные тактические средства, которые только можно было придумать. Он родился в Чикаго и, как и его коллеги из Франкфуртской школы, быстро полюбил марксизм. Он выучился на археолога в Университете Чикаго, но бросил археологию, потому что не смог найти работу. После небольшого периода работы криминологом, он стал общественным деятелем - да, общественным деятелем - в Конгрессе производственных профсоюзов (КПП), огромном профсоюзе, возглавляемом Джоном Л. Льюисом, который был левым антикоммунистом, который поддержал в 1940 году Республиканца Уэнделла Уилки на президентских выборах, надеясь получить от того существенные уступки для профсоюза. От Льюиса, которого Алинский называл "самой незаурядной фигурой своего времени", Саул научился прагматической тактике. И он внедрил этот прагматизм в свой марксизм.
Один из главных уроков, который он выучил, это то, что действовать нужно изнутри. В то время, как новые левые лидеры вроде Маркузе предпочитали атаковать систему извне и отчуждать от себя тех, кто был её частью, Алинский знал, что нужно быть инсайдером для продвижения своих целей.
Это сработало замечательно. Журнал "Time" купился на тактику Алинского и писал в 1970-х: "Мало кто будет спорить, что американская демократия меняется под влиянием идей Алинского. В эпоху растворения политических ярлыков, Алинский радикал, но не в обычном смысле, и он находится далеко от экстремизма Новых левых". Это, конечно же, было неправдой - ни в малейшей степени. Его собственные идеи были близки к тем, что были у Маркузе и Франкфуртской школы, и только его практичность и прагматизм отличали его от них, и делали его намного эффективнее.
Он надел на себя внешние атрибуты американского конституционализма, чтобы внедриться в сознание американского общества. Он осуждал сжигание американского флага, как контрпродуктивное. Он постоянно говорил об Отцах-основателях. Он даже позиционировал себя как консерватора, когда ему это было выгодно. Журнал "Time" подводит итог популярному взгляду на Алинского, который он сам же и культивировал: "Алинский утверждает, что не делает ничего другого, кроме как следует предписаниям Отцов-основателей. В "Записках федералиста" Джеймс Мэдисон предупреждал, что никакой класс или фракция не должны иметь слишком много власти. По-своему Алинский пытается восстановить баланс сил в современной Америке. Если желание сохранить основные американские принципы превращает человека в консерватора - ну что ж, он согласен быть консерватором. Он предлагает существенные доказательства - если они вообще нужны - что значительные изменения могут быть достигнуты в рамках американской системы". Это написано о человеке, который открыто утверждал, что коммунизм является его руководящей философией! Неудивительно, что Алинский был настолько эффективен.
Алинский суммировал свою стратегию по внедрению марксистских изменений в 1971 году в своей книге "Правила для радикалов: практичные примеры для реалистичных бунтарей". Это, на самом деле, замечательная книга, ясная там, где Маркузе туманен, дерзкая там, где Адорно инертный, грязная и забавная там, где Хоркхаймер заумный и скучный.
Страница посвящения книги показывает, чем так опасен был Алинский: он смешал религиозный пыл, немного разговоров об Отцах-основателях Америки и огромную дозу стиля "поцелуй меня в задницу", превратив эту смесь в удобоваримую и лёгкую для употребления. На первой странице есть эпиграф из раввина Гиллеля, еще один из Томаса Пейна и наконец, эпиграф Алинского в стиле "поцелуй меня в задницу": "Давайте никогда не забывать брошенное через плечо одобрение самого первого радикала: из всех наших легенд, мифологии и истории (и кто знает, где заканчивается история и начинается мифология - или что из них что), самый первый радикал, известный человечеству, который бросил вызов истеблишменту и сделал это настолько эффективно, что завоевал себе своё собственное царство - это Люцифер". Только настоящий эгоист будет цитировать самого себя в своем собственном эпиграфе, но это именно то, что делало Алинского столь уникальным - его наглое пренебрежение всеми традициями, сшитое вместе с одеждами существующего общества.
Алинский сразу же объясняет свою политическую позицию: он марксист и он прагматичный марксист. Его задача, как "прагматичного коммуниста" добиться успеха там, где "наши товарищи радикалы" потерпели неудачу. Он презирал тех непрактичных марксистов, которые "запаниковали и убежали, рационализировав это тем, что система сама разрушиться из-за собственной гнили и коррумпированности", тех "хиппи и йиппи, которые принимали наркотики, создавали общины, делали всё, чтобы сбежать", тех, кто "сбежали в берсерки... Синоптиков и им подобных". Он смеялся с тех студентов колледжей, которые славили маркузианскую философию и не делали ничего, тех, кто клеили коммунистические постеры и носили футболки с Че Геварой.
Он также знал, что открытость Америки предоставляет коммунистам возможности уничтожить американские ценности, но попытки это сделать извне пустая трата времени. Воинствующее аутсайдерство контрпродуктивно. В первую очередь, Алинский знал, что для победы, коммунисты должны начать говорить с людьми на их языке. Они должны принимать людей, а не отталкивать их. Они должны принимать мир таким, каким он есть, а не таким, каким он должен быть. "Как организатор" - пишет Алинский языком Дональда Рамсфельда - "Я начинаю с того, каков мир, а не с того, каким он должен быть... Это значит работать внутри системы".
Люди, по мнению Алинского, как счастливые овцы. Чтобы направить их в политически корректном направлении, сначала следует их сделать неудовлетворенными, и эта неудовлетворенность сначала сделает их пассивными, потом вызовет недовольство и в конце концов приведет к революции. Инкрементализм, как учил Антонио Грамши, название этой игры. И единственный способ открыть двери революции, сделать людей недовольными статус-кво. Революционеры не должны доставлять дискомфорт тем, кто живет в комфорте, и утешать страждущих - они должны привести в отчаяние всех, чтобы они захотели сломать систему в целом. После уничтожения старой системы, Джон Адамс помог создать новую и Алинский со своим типичным апломбом цитирует Джона Адамса, в поддержку своих идей (Адамс наверное крутился в гробу как юла, после того как Алинский добавил его цитаты в свою кошмарную книгу).
Ловкое объединение фейковой философии якобы Отцов-основателей и его собственного марксизма привели его к внутренним противоречиям, которые потопили его, будь у него эго поменьше. Например, защищая "свободу", он ненавидел индивидуальную свободу, которую любили Отцы-основатели - он хотел "общинной свободы", которая является по-сути тиранией правительства. "Величайший враг индивидуальной свободы это сам индивид" - писал Алинский. Это типично руссоистское послание - общество важнее индивида, и по-факту индивидуум может существовать только в теле политики. Другими словами, пролетариат объединяйся - внутри системы. И он объединил свои идеи в рубрике под названием "изменения". Да, да, "изменения". Он также часто любил повторять слово "надежда", поскольку его персональная философия "излучала оптимизм". Звучит знакомо, не правда ли? [Слова "изменение" (change) и "надежда" (hope) были основными в кампании Барака Обамы во главе с главным лозунгом "Мы можем" (We can)].
Алинский не искал марксистской революции, но он хотел предоставить руководство к действию "неимущим" против "имущих". Для меня это звучит также отвратительно, как и марксизм.
Это всё чудесная риторика, но как Алинский строит свои силы? Как найдет своих миньонов?
Находя сырьё. Он прямо говорит, что ищет их среди "общественных деятелей".
Во-первых, он используют гибкость. Это означает переход от метода к методу, от аргумента к аргументу, воюя скорее как партизан, а не скоординированная армия. Не беспокойтесь о методологической последовательности, говорит Алинский - делайте просто всё, что нужно для победы. Алинский считает, что цель оправдывает средства - это главное правило. Он считает, что страх перед искажением своих внутренних ценностей лишь приводит к параличу, и что для того, чтобы по-настоящему победить, нужно полностью от них отказаться. Как сказал бы Сталин, ты не сделаешь омлет, не разбив пары яиц. Алинский любил омлет.
Это очевидно противоречит иудео-христианским ценностям морали, которая прямо утверждает, что благая цель не может быть оправданием неправильных средств. Вот почему американскому обществу так трудно справится с последователями Алинского: он не играет по их правилам, а они не могут играть по его правилам. Алинскому же было просто плевать на иудео-христианскую мораль - он был тотальным моральным релятивистом, и не моргнув глазом, он заявлял: "Что для одного человека хорошо, для другого плохо". Этот аргумент приводит к тому утверждению, что, например, повстанцы против нацистов не были объективно моральны - с точки зрения нацистов. Победители пишут историю, говорил Алинский, поэтому вам лучше стать победителями. Это особенно верно для войны, где "цель оправдывает средство" - и Алинский видел политику (и жизнь в целом) как войну. Если у вас есть возможность использовать моральные средства - используйте их, говорил Алинский, если такой возможности нет - к черту их. Как он писал своим колоритным языком, альтернатива грязной победе "вернуться домой с поражением с девственно чистой совестью". И он не был девственником.
Его центральная линия проста и не прикрашена: надерите задницы, а потом сделайте вид, что вы сделали моральную вещь. Врите, мошенничайте и крадите для победы. Если нужно соврать, чтобы победить - соврите и победите, а потом соврите о своей лжи. Если нужно быть жестокими - будьте жестокими и победите, а потом перепишите историю о своей жестокости. Всегда скрывайте свои цели в широко используемых американцами терминах, на которые они купятся. Используйте Декларацию независимости или Конституцию. Конечно, вы можете не поддерживать ни одной из этих вещей, но это не важно - победа, вот что важно. Это путь Чикаго.
Во-вторых, он использует уверенность. Слабые люди никогда не побеждают, а те кто сомневаются в себе слабы. У вас должна быть уверенность идти со своей позицией напролом. Те, кто уверены в себе не избегают конфликтов, потому что конфликты важная часть прогресса, говорит он (тут чувствуется влияние Гегеля).
В-третьих, Алинский говорит о ценности опыта. Обучение общественных деятелей означает обучение эмпирическому опыту в стиле Руссо, поскольку история не повторяет себя - вся история изменчива и изменяема. Это прекрасная рационализация для молодых людей, чтобы они игнорировали мудрость прошлого - в это время, также как в любое другое, всё абсолютно по-другому.
В-четвертых, Алинский предлагает набор личных качеств для общественного деятеля. Вот самые важные.
Искренность: хороший общественный деятель должен быть абсолютно искренен. Это хороший совет для политика, но это отличный совет для общественного деятеля, который работает с людьми, отличными от своего круга общения.
Любопытство и дерзость: общественный деятель должен быть любопытен, поскольку все нужно ставить под вопрос. Ценности должны ставится под вопрос. мораль должна ставится под вопрос. Это фактически критическая теория на практике. Алинский особенно фокусируется на дерзости: "Для того, кто задает вопросы, ничего не должно быть свято". Опять же, это критическая теория в её самой базовой форме.
Чувство юмора: это наверное самая важное качество, которое упоминает Алинский. Юмор это оружие, которое нужно использовать как можно чаще - от него фактически невозможно защититься. Это оружие, которого не хватало Франкфуртской школе - их серьезность сделала их скучными и недоступными. Алинский не такой. Он веселый и это веселье несет перемены, которые скорее могут принести Джон Стюарт и Стивен Кольберт, а не Ноам Хомский.
Когда дело доходит до юмора, у Алинского нет проблем, он опускается на самые низкие уровни и это делает его эффективным. Одно дело каламбурить как Шекспир, когда ты в учтивой кампании, но социальные перемены не происходят в учтивых компаниях - они происходят на улицах, среди людей. Люди любят юмор. В своей книге Алинский шутит о сексе и пускании газов для того, чтобы перейти границы и шокировать. Консерваторы боятся говорит в таких терминах, и это одна из причин, почему они теряют молодежь.
Как бы там ни было, Франкфуртская школа сражается сразу же и на политическом, и на культурном полях битв. Консерваторы сражаются только на политическом. Это означает, что искусство, юмор, песни, театр, телевидение, фильмы, танцы - всё это используется каждый день, чтобы влиять на умы и сердца американских граждан. Консерваторам приходится лишь молиться, чтобы их дети нашли колонку Джорджа Уилла и чтобы он сумел достучаться до их здравого смысла.
Как только Алинский получил своих общественных деятелей, своих солдат на поле боя, он излагает свою тактику. Он не просто Макиавелли - он Сунь Цзи. Вот его тактика ведения боя кратко по пукнтам:
1. Сила это не только то, что у вас есть, но также и то, что думает враг у вас есть. Обман полезен, также и дача другой стороне неполной информации полезна. Это было достаточно полезно для Гидеона, это полезно и для Алинского.
2. Никогда не выходите за рамки опыта людей, над которыми работаете. Вы не должны проповедовать аборты католическим священникам и свинину иудеям. Работайте с материалом, который у вас есть, иначе вы распыляете свои силы.
3. По возможности, выходите за рамки опыта своих врагов. Если они не смогут справится с вами, поскольку они с такими методами еще не сталкивались, вы выиграете.
4. Заставьте врага жить по своим собственным правилам. Алинский пишет: "Вы можете убить их этим, если христианская церковь не сможет больше жить по христианским правилам, она не будет больше христианской". Лицемерие, очевидно, является ключевым здесь и это любимое обвинение левых, по простым причинам, поскольку большинство людей со стандартами в некоторые моменты жизни бывали "лицемерны".
5. Высмеивание самое мощное человеческое оружие. Просто спросите об этом Джеральда Форда (Чеви Чейз), Джорджа Буша (Уилл Фаррел) и Сару Пейлин (Тина Фей).
6. Хорошая тактика та, что нравиться людям. Вы не выиграете, если вашим людям скучно.
7. Тактика которая используется слишком долго выдыхается.
8. Постоянно оказывайте давление.
9. Угроза обычно всегда страшнее, чем сама вещь. Не бойтесь оппозиции, если они даже применят свое самое страшное оружие, это не будет настолько плохо, как вы думаете. В то же время постоянно повышайте градус своих угроз, потому что это будет пугать оппозицию.
10. Основной предпосылкой тактики является постоянное развитие операций, которые будут оказывать постоянное давление на оппозицию. Давление вызывает реакцию и вы можете отработать реакцию своей цели.
11. Если вы будете проталкивать негатив достаточно сильно и глубоко, то он в конце концов сломает противника. Найдите самую заветную веру врага, а затем используйте её против него. Алинский использует пример пассивного сопротивления в Индии - эксплуатируя гордость британцев своей цивилизованностью, Ганди победил их. Не нужно напоминать, что такую же тактику использовала Франкфуртская школа, когда использовала Первую поправку, чтобы подавить свободу слова, которую Первая поправка защищала.
12. Цена успешной атаки конструктивная альтернатива. Убедитесь, что у вас есть план того, что нужно делать после победы.
13. Выберите цель, заморозьте её, персонализируйте и поляризируйте её. Это одно из самых важных и известных правил Алинского. Вы должны выбрать свою мишень, потом заморозить её, а затем персонализировать её, убедившись, что это нечто специфическое и идентифицируемое, а не общее, и, наконец, поляризируйте её, демонизируя. Не хорошо, если вы будете говорить о плюсах и минусах своей жертвы - вы должны представить свою цель как абсолютное зло, а себя как абсолютное добро. Это обычно называют политикой персонального уничтожения (см. Сара Пейлин).
Наконец, Алинский напоминает простое правило: настоящая акция это реакция противника. Вы должны спровоцировать своего противника, чтобы потом работать с его реакцией. Если вы хорошо сделаете свою работу, вы заставите врага ошибаться. Когда он это сделает, вы должны быть готовы использовать это.
Стоит изучить один из примеров действий Алинского, чтобы увидеть эти правила в действии. В 1964 году он переехал в Рочестер, штат Нью-Йорк, после расовых беспорядков и нацелился на Eastman Kodak, самую крупную компанию в городе. Он быстро применил 13 правило (цель, заморозка, персонализация, демонизация) и 5 правило (высмеивание лучшая стратегия). СМИ взяли у него интервью, когда он сошел с трапа самолета, спросив, что он думает о городе. "Это огромная южная плантация, пересаженная на север" - сказал Алинский.
Это дало ему то, что он ждал - реакцию оппонента, которая предоставила ему еще больше целей для атак. У. Аллен Уаллис, президент Университета Рочестера и директор Eastman Kodak вышел к прессе после Алинского. Алинский сравнил Уаллиса с Джорджем Уоллесом из Алабамы. Было ли это обвинение справедливым? Нет, но это было не важно. Это было эффективно. Введя в действие остальные свои правила - использовал закон, чтобы подчинить истеблишмент своим собственным правилам, выходил за рамки опыта своих врагов и т.д. - Алинский предложил другую тактику в Рочестере, яркую и возмутительную, которая должна была вызвать реакцию из-за своей возмутительности. Он предложил черным активистам купить билеты в Рочестерский симфонический оркестр, съесть много бобов и потом, во время концерта, тревожить белый высший класс пуская газы.
Это гениально. Это настолько умно, насколько можно придумать, потому что нет способа защититься от этого - это законно, это полностью оскорбительно и причиняет людям дискомфорт, и даже когда черные ребята пускают газы в разгар симфонического оркестра, они могут претендовать на своё моральное превосходство и клеймить всех остальных расистами.
Алинский был невероятно опасен - он был умен там, где его коллеги были "интеллектуальны" и он всегда достигал своей целевой аудитории, что часто не могли сделать профессора. Он знал чего хочет и как этого добиться, и делал легкой возможность следовать за ним. Яйцеголовый интеллектуализм Маркузе и Хоркхаймера мог работать на уровне колледжа, где ученики заменяли профессорами авторитет родителей и чувствовали себя "освобожденными" своими новыми, менее скучными, квази-родителями, но потребовался гений Алинского, чтобы донести марксизм Маркузе до простого американца, убедив его, что это чисто американская идея. Потребовалась бандитская тактика Алинского, чтобы лишить воли счастливый американский средний класс и заставить его принять изменение статус-кво, и мобилизовать расовые и сексуальные группы идентичности, которые были нужны Маркузе, чтобы забрать власть у самодовольного среднего класса. Потребовался Алинский, чтобы заткнуть оппозицию методами политической корректности, запугать людей до покорности и создать режим анти-первой поправки, где твой рот должен быть закрыт, иначе ты станешь персональной мишенью. Потребовался Алинский, чтобы полностью создать Комплекс. Каждая успешная группа интересов и социальное движение в США, начиная 1960-х годов, использовала идеологию Франкфуртской школы и тактику Алинского.
Большая трагедия, что консерваторам понадобилось столько времени, чтобы это осознать.
Основатели нашей страны были реалистичными людьми, которые понимали природу человека, которые понимали, что люди не являются бесконечно изменяемыми, что они имеют врожденные черты, которые не изменяются. В 51 номере "Федералиста" Джеймс Мэдисон писал, что люди не ангелы. Джон Адамс знал, что правительство должно быть ограниченным, потому что "это скорее слабость, а не злоба, делают людей непригодными, чтобы им доверять неограниченную власть". Томас Джефферсон с этим тоже был согласен.
Отцы основатели знали природу человека, потому что они были частью великой Западной традиции в философии, литературе и истории. Они ценили своё наследие, потому что оно возникло из базовых знаний о природе человека. Вот почему они были настолько пылкими в попытках внушить будущим поколениям учение о морали и добродетели - люди не являются моральными от рождения, поэтому им нужно моральное воспитание.
Капитализм Адама Смита был основан на тех же принципах, а не на голой жадности и эгоизме, как нас хотят убедить Барак Обама и Майкл Мур. Смит знал, что капитализм - свободный обмен своих лучших усилий на лучшие усилия кого-нибудь другого - требовал от людей действовать с добродетелью.
Подводя итог, точка зрения Отцов-основателей такова: человеческая природа переменчива и нуждается в обучении добродетели; никакое правительство не должно обладать большой властью, потому что люди будут использовать это правительство самым худшим образом; человеческая свобода, когда она находиться в границах морали, является высшим благом. Конституция была написана как живое свидетельство этих взглядов.
Реалистичный взгляд Отцов-основателей на человеческую природу и призыв к ограниченному правительству и индивидуальной свободе нашел своего оппонента в лице философии Жан-Жака Руссо, а затем Карла Маркса. Руссо считал, что люди от природы добродетельные и были развращены лишь развитием окружающего общества (сам он от природы не был добродетельным, будучи отцом шести внебрачных детей, которых оставил в детских приютах). Также он считал, что современное общество, основанное на защите частной собственности и жизни, разрушило естественный коммунизм, который превалировал до создания общества.
Для людей вроде Руссо, решением недостатков нынешнего общества было создание нового "социального контракта", основанного на "общей воле". "Общая воля" не требовала никаких сдержек и противовесов, поскольку воплощала в себе волю народа. И если люди шли против воли народа, они должны были проиграть.
Идеи Карла Маркса стартовали оттуда, где остановился Руссо. В отличии от Отцов-основателей или даже Руссо, он особо не заботился о природе человека - для него природа человека на самом деле не существовала. Фактически он пошел еще дальше: человеческая природа была творением окружающего общества. Если нужно изменить человеческую природу, её можно изменить лишь уничтожив окружающее общество.
"Диалектическая теория" Георга Вильгельма Фридриха Гегеля лежала в основе утопических взглядов Карла Маркса. Гегель верил, что человеческие конфликты сделали мир лучше. Битва между двумя противоположными идеологическими и философскими силами - тезисом и антитезисом - в итоге заканчивалась их "синтезом", и этот "синтез" в итоге был лучше, чем то, что было до него. Вроде того, как парень (тезис) ругается со своей женой (антитезис) , а потом у них отличный секс, продуктом чего становится ребёнок (синтез). Вот только иногда тезис должен изнасиловать антитезис, чтобы получить синтез, или наоборот.
Маркс поженил свою философию на диалектике Гегеля, создав нечто смутное и запутанное под названием "диалектический материализм". Идея заключалась в том, что капитализм несет в себе семена своего собственного уничтожения - капитализм (идея) столкнется с имущественным неравенством, которое он создает (антитезис), и проблема имущественного неравенства будет решена социализмом/коммунизмом (синтез).
Вот что Маркс имел ввиду в своем знаменитом утверждении из "Коммунистического манифеста" : "История всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов". В финальной классовой битве, рабочие одержат победу и будет установлен коммунистический синтез. Счастливый день!
Все это может сбить с толку и заставить кого-нибудь со здравым смыслом меня остановить и сказать: "Подожди минуту, объясни это заново, но медленно, и скажи мне почему это не очередная интеллектуальная болтовня". К сожалению, есть проблема: важные люди в Америке верили в это.
Позвольте мне продолжить этот небольшой урок истории.
Президент Тедди Рузвельт изображен на горе Рашмор. Несмотря на то, что Тедди был Республиканцем, он не был консерватором - он был "прогрессистом". Прогрессивизм был направлением в американской мысли, который объединял гегелевскую диалектику с марксизмом, опираясь на радужный руссоистский взгляд на природу человека и общую волю - в основном это был мягкий вариант марксизма без классовой борьбы.
Конечно, была одна проблема - здесь в Америке у нас было то, чего не было в Германии или даже в Британии: Конституция, которая защищала индивидуальные права. Но это не остановило Тедди. Понимаете, прогрессивизм всегда должен быть активным. И это было о Тедди - он всегда был активным и использовал власть. Он был похож на Барака Обаму начала двадцатого века, он клеймил тех, кто был не согласен с ним, характеризируя типично американскую самодостаточность как эгоизм. Коллективизм стал классным.
Те, кто поддерживают прогрессивизм, говорил Тедди, "поддерживают движение вперед... к духовному подъему и лучшей жизни, в которую верят люди". Цели, а не средства, имеют значение: "Мы, все кто поддерживает прогрессивное движение здесь в США, не преданы каким-нибудь определенным механизмам, кроме как исключительно достижению тех целей, которые мы желаем. Наша цель - обеспечить реальную, а не номинальную, власть народа". Это очень пугающее поведение - дело правительства это как раз средства, а никак не цели, поэтому Конституция это документ, который описывает в основном то, как нужно делать, а не то, что нужно делать. Когда президент начинает игнорировать средства для достижения целей, мы получаем серьезный конституционный кризис.
Тедди был серьезной конституционной проблемой. Его прогрессивизм имел практические последствия. В своей речи 1910 года "Новый национализм" он сравнил имущественное неравенство с гражданской войной и сказал, что индивидуальные права должны поступиться местом интересам общества.
В той же самой речи он, фактически, сказал, что людям не стоит позволять зарабатывать деньги, если это не приносит пользу обществу. "Мы не пожалеем никого, если только его состояния не будут достойно приобретены и будут служить общей пользе. Мало даже того, что такие богатства были приобретены без нанесения вреда обществу. Мы должны разрешать приобретать богатства только покуда они несут пользу обществу", сказал он. Это был Маркс в действии. С идеями Маркса в голове, президент вступил в конфронтацию с нашими Отцами-основателями.
Прогрессивизм Тедди имел драматические последствия для формирования нового взгляда на Конституцию. Он суммировал свой взгляд на Конституцию в одной фразе: "К черту Конституцию, когда люди хотят угля!".
Идеологический наследник Тедди пробрался в Белый дом в 1912 году и его звали Вудро Вильсон.
Вильсон был прототипом нынешних яйцеголовых профессоров, профессором политических наук и деканом Принстона, который был разочарован в нашей демократии. Нашу американскую демократию следовало заменить правлением элит, которые знали лучше, что следует делать, чем массы. Вильсон впитал в себя современную европейскую философию (а именно Гегеля и его последователей) во время учебы в Университете Джона Хопкинса, первом американском университете, построенном по немецкой модели. Неудивительно, что он отвергал идею правительства подотчетного людям и отвергал старомодные принципы свободного предпринимательства и частной собственности, которые должны быть защищены системой сдержек и противовесов, которые не допускают чрезмерного роста правительственной власти. Правительство, говорил он, это живая вещь и ему нужна свобода, чтобы выполнять свою магическую работу. Поскольку у правительства было много работы, Конституция была пустой тратой времени для Вильсона. Она сдерживала прогресс. "Справедливо чтя нашу Конституцию, следует сказать, что её можно отбросить в сторону как одежду, и нация по-прежнему будет одета в живую плоть и сухожилия, обогреваемая кровеносной системой и готовая освежить нашу конституцию и наши законы".
Чаще всего, Конституция стояла на пути грандиозного гегелевского синтеза власти во имя социализма. Вильсон считал, что истинная демократия и социализм не просто совместимы - они не отличимы. Все индивидуальные права должны быть подчиненны правам государства: "Человечество как общество стоит выше, чем человечество как индивидуумы".
Оба, и Рузвельт, и Вильсон, были гораздо меньше обеспокоены вопросом прав индивида или ценностей республиканизма; главной задачей Великих лидеров является хорошее управление. Они считали, что великие решения должны приниматься великими людьми с великими идеями, а грязный демократический процесс лишь блокирует шанс на великие перемены. Эта философия проложила путь Франклину Делано Рузвельту, и эхо этих идей слышится в действиях нынешнего президента Барака Обамы.
К счастью для Америки, после Первой мировой войны Вильсон был крайне непопулярным в обществе и следующее десятилетие привело к возвращению конституционных ограничений.
Но в Европе эти идеи продолжили победный марш.
Несмотря на то, что марксизм достигал успехов в политике США и Западноевропейский стран в начале ХХ века, к концу 1910-х ортодоксальный марксизм столкнулся с большой проблемой: международная марксистская революция так и не вспыхнула. Мало того, что этого не случилось, рабочие потратили большую часть своего времени убивая друг друга в Первой мировой войне. Диалектическое пророчество Маркса оказалось ложным.
Но то, что марксистский диалектический материализм оказался ложным, и то, что недавно созданный Советский Союз убивал своих граждан рекордными темпами, не означало, что марксистские интеллектуалы собирались отказаться от идеи мировой революции.
Именно тогда на сцену вышли Антонио Грамши и Дьёрдь Лукач.
Грамши был итальянским социалистом, который считал, что разрушение общества необходимое условие для победы глобального марксизма. Марксизм не мог выиграть, потому что люди был слабы. И люди были слабы, потому что люди были продуктами капиталистического общества. "Человек это прежде всего ум и сознание" - писал Грамши в 1916 году - "Поэтому он продукт истории, а не природы. Нет другого способа объяснить, почему социализм до сих пор не одержал победу".
Лукач основывал свои идеи на идеях Грамши, решив, что диалектический материализм Маркса не был на самом деле инструментом предсказания будущего - он был инструментом разрушения самого общества. Разрушение статус-кво в мозгах людей должно принести победу марксизму.
Взгляды Лукача были настолько влиятельны, что какое-то время он был заместителем комиссара по культуре в Венгрии, где он продвигал радикальную программу сексуального воспитания в школах, пропагандируя свободную любовь и вытеснение иудео-христианской морали. На этом посту он пытался претворить в жизнь свою идеологию разрушения: "Я видел революционное разрушение общества как одно и единственное решение... Принятие миром новых ценностей не возможно без упразднения старых ценностей и создания новых ценностей революционерами". К счастью жители Венгрии не были недоумками, и поэтому они его вышвырнули из страны.
Лукач стал безработным, но не надолго.
Феликс Вайль был молодым радикалом из Франкфурта, Германия, и приверженцем идей Маркса. Он, как и Лукач, видел главную проблему в имплементации социализма - по-сути просто никто на самом деле не любил социализм очень сильно. Но как и большинство современных студентов колледжа, которые живут на деньги родителей, в тоже время проповедуя борьбу против капиталистической системы, он был богат. Поэтому он на дедушкины деньги основал Институт социальных исследований, который был настоящим предшественником современного "Центра за Американский Прогресс" Джона Подесты, который спонсирует Джордж Сорос.
В качестве персонала для нового института, который быстро стал известен под именем Франкфуртская школа, Вайль нанял, вместе с Дьёрдем Лукачем, марксистского философа по имени Макс Хоркхаймер. Лукач не остался там надолго, а вот Хоркхаймер остался. Во Франкфуртской школе он придумал термин, который воплощал смысл его разлагающей философии, призванной разрушить существующее общество с помощью марксисткой диалектики, внедренной в культуру: это термин критическая теория.
Критическая теория была именно тем, чему нас обучали в Тулейне. Это была, в буквальном смысле, теория критики всех и всего везде. Это была попытка разорвать социальную ткань общества используя социальные науки (социологию, психологию, экономику, политические науки и т.д.), это была бесконечная и нескончаемая критика статус-кво, юношеское восстание против социальных правил и норм.
Критическая теория, говорил Хоркхаймер, "относится с подозрением ко всему лучшему, полезному, принятому, продуктивному и ценному, как это понимает существующий порядок". Итак, если вам нравится мороженное больше чем пирог, или вы думаете, что молоток полезнее отвертки в данной конкретной ситуации, вы говорите от имени статус-кво. Реальная идея была в том, чтобы сделать общество тотально неработоспособным, сделав всё вокруг в принципе бессмысленным. Критическая теория не созидает, она лишь разрушает, в чём открыто признавался сам Хоркхаймер, "Прежде всего... критическая теория не имеет никаких материальных достижений, чтобы показать себя". Не удивительно, что во время выпуска я думал, что работа это предательство принципов.
Когда Хоркхаймер возглавил институт в 1930 году, он нанял других приверженцев критической теории, таких как Теодор Адорно, Эрих Фромм и Герберт Маркузе. Все они были согласны с центральной идеей критической теории о том, что существующее общество должно подвергаться беспристанной критике до тошноты, все социальные институты изменены, все традиционные концепции истреблены. Позднее Маркузе подвел итог: "Можно справедливо говорить о культурной революции, поскольку протест направлен на весь культурный истеблишмент, включая мораль существующего сегодня общества... То что нам следует сделать, это что-то вроде диффузии и дезинтеграции всей системы".
Опять же, кому будет интересна вся эта философская абракадабра? Ну, все эти скучные и ноющие философы, возможно, ушли бы в забвение, как многие марксистские теоретики до них, но приход Гитлера к власти не дал этому случиться. С приходом Гитлера, им пришлось бежать. И им некуда было бежать.
Кроме как в Соединенные штаты.
Традиции свободы в Соединенных штатах, наша открытость иностранным идеям и наша самая главная ценность - свобода слова, поставили нас в уязвимое положение перед теми, кто собирался использовать наши идеалы. Мы приветствовали Франкфуртскую школу. Мы встретили их с распростертыми объятиями. Они этим воспользовались в полной мере. Они внедрились прямо в наши институты, и когда они начали внедрять в них своё предводительство, свой язык, свой лексикон, слишком многие предпочитали просто игнорировать их. А самое опасное, что вы можете сделать в отношении ведущей левацкой интеллектуальной клики - это игнорировать их.
Мы всегда ощущали, что наши потрясающие традиции свободы будут изменять тех, кто появляется на наших берегах, что они начнут ценить способ жизни, который мы создали - разве не поэтому все хотят приехать сюда в первую очередь? Мы даже не может представить себе кого-либо, кто явится сюда, изведает то настоящее чудо жизни, которое мы создали в этой стране, и захочет всё это уничтожить. Но это именно то, что хотела сделать Франкфуртская школа.
Это не были счастливые люди, ищущие новой жизни. Когда они приехали в Калифорнию, они просто не смогли справится с изменением декораций - у них был когнитивный диссонанс. Хоркхаймер и Адорно, а также их депрессивные союзники вроде Бертольда Брехта, переехали в дом в Санта Монике на двадцать шестой улице, по совпадению, место моего детства. Они перебрались в рай из ада нацистской Германии и, по-видимому, не смогли справится с окружающим их весельем, солнцем и шумными хорошими деньками. Неблагодарность недостаточно сильное слово, чтобы описать их мерзкое недовольство всем.
Если бы только в их доме была мебель IKEA, их времяпровождение стало основой для замечательного нового сезона тв-шоу "The Real World".
Брехт и ему подобные, были Куртом Кобейном тех дней: массивно депрессивные, нигилистические люди, которые носили плотные костюмы в восьмидесятиградусную жару, живя в доме на пляже. Как писал Адам Коэн в New York Times, это были "критики американской культуры с расстроенным пищеварением. Несколько человек поселились в Южной Калифорнии, где их беспокоила культура потребления и неустанная радость вокруг них. Депрессивные по своей природе, они фокусировались на разочарованиях и продажности всего вокруг, и пытались показать, как им это всё не нужно. Это мог быть рай, сетовал Теодор Адорно, но это была лишь Калифорния".
Адорно ошибался. Это был рай. Для всего остального мира, Америка была раем. А эти марксисты прибыли сюда, чтобы уничтожить лучший способ жизни, который когла-либо создавал человек.
Если бы я мог вернуться в прошлое на машине времени, я бы вернулся и вытолкнул бы под зад этих нытиков.
У членов Франкфуртской школы были союзники в Америке - люди, которые приняли синтез Гегеля и Маркса, который создали Рузвельт/Вильсон и которые искали теперь следующий шаг. Франкфуртская школа уже давно обменивалась письмами с ведущими американскими социологами и обзаводилась связями с ними.
Тем временем Департамент социологии Колумбийского университета умирал. Им нужна была новая кровь и им нравилось то, что они видели во Франкфуртской школе.
Все во Франкфуртской школе желали занять свое место в зале славы американских академий. К счастью для них, существовала организация, которая называлась Институт международного образования, которая специализировалась на помощи бегущим из Германии ученным. Человека, который занимал должность помощника секретаря Чрезвычайного комитета помощи иностранным ученным в Институте, звали Эдвард Р. Марроу, который помог многим известным интеллектуалам из Франкфуртской школы. Позже сенатор Маккарти попытается задеть Марроу за то, как он освещал слушания Маккарти, на основании его участия в Институте и его помощи Франкфуртской школе, но к тому времени с Маккарти было уже покончено.
Как бы там ни было, Франкфуртская школа почти сразу же была принята в Колумбийском университете. Это был брак, заключенный в аду.
Прикрепив свои щупальца к американскому высшему образованию, философия Франкфуртской школы начала проникать в каждую щель американской культуры. "Критическая теория" Хоркхаймера стала основой философии, истории и курсов английского языка по всей стране. Сам Хоркхаймер колесил по стране, от Колумбии до Лос Анджелеса и Университета Чикаго.
Тем временем, Эрих Фромм, один из главных мыслителей Франкфуртской школы, проталкивал культурный марксизм через психологию, обвиняя Западные традиции в подъеме нацизма и неприятии марксизма.
Это была фикция, конечно же, удобное переписывание науки для достижения политических целей. Марксизм настолько же тоталитарен как и нацизм, поэтому логично было, что многие из тех ,кто любил коммунизм быстро полюбили нацизм в Германии, а те, кто сопротивлялись коммунизму, сопротивлялись и нацизму. Но Фромм создал удобный ответ для защиты марксизма: марксисты не уходили к нацистам, а это те, кто сопротивлялись марксизму становились нацистами! Как Фромм знал это? Потому что те, кто исповедовали марксизм, любили свободу, а те, кто сопротивлялись марксизму, неявно подавляли сами себя. Солдаты были авторитарны потому что подчинялись приказам. Владельцы мелкого бизнеса были авторитарны, поскольку подсознательно желали подчиняться "экономическим законам". Левые и сегодня обзывают всех своих оппонентов нацистами, основываясь на этом ошибочном и безумном психоанализе.
Фромм впитал в себя идеи своего коллеги по Франкфуртской школе Вильгельма Райха, который считал, что все психологические проблемы имеют своим корнем сексуальное подавление, и говорил, что сексуальное освобождение от моральных норм общества способно излечить большое количество людей. Райх (чей психоанализ включал в себя раздевание и прикосновения) заложил основы современного феминизма, утверждая, что "подавление сексуальных желаний приводит к общему ослаблению интеллекта и эмоциональной функции; в частности, оно лишает людей независимости, силы воли и критических способностей". Брак, писал он, разрушает жизни: "Супружеские страдания, которые не исчерпываются лишь супружескими конфликтами, переносятся на детей".
Фромм также расширил идеи воспитания Дьёрдя Лукача и Джона Дьюи, которые отвергали родительский авторитет и советовали родителям отойти в сторону, и позволить детям изобрести велосипед из своего собственного опыта. Идеи Фромма впитал в себя молодой студент социалист Бенджамин Спок, который в последствии сформировал целое поколение родителей своей книгой "Книга здравого смысла о ребёнке и воспитании детей", которая помогла создать так называемое движение за самоуважение.
В тоже время, Теодор Адорно из Франкфуртской школы внедрял марксизм в американское сознание, атакуя популярные тренды в мире искусства. Сначала преподавая в Колумбийском университете, а затем в Принстоне, он утверждал, что проблема с телевидением и фильмами в том, что они обращались к массам - но телевидение не должно удовлетворять общественные вкусы, оно должно формировать их, утверждал Адорно. Массовое искусство и культура разрушили истинное искусство, которое всегда использовалось в революционных целях, писал Адорно. Поэтому всю популярную культуру следует критиковать, как продукт капиталистической системы. Нужно снести всю эту культуру. Искусство перформанса и современное искусство нашли в Адорно своё философское основание. Длинная линия, простирающаяся от Piss Christ до Карен Финли, обмазывающейся фекалиями Сьюзан Сарандон, чтобы вызвать "транссексуальную рвоту" - всё это уходит корнями в Адорно.
Это нигилистическое влияние на культуру, призванное разрушить культурные нормы, привело к тому, что многие современные взрослые люди не имеют опыта жизни в эпоху, где существует трансцедентное и врожденное понимание красоты, которые является идеалом искусства. И это началось, потому что сбежавшая из Европы Крысиная стая не смогла оценить жизни в самом красивом и свободном месте на Земле.
Но все эти деятели Франкфуртской школы меркнут по сравнению с Гербертом Маркузе, основателем "Новых левых". Маркузе был бывшим учеником будущего нацистского философа Мартина Хайдеггера, отца "деконструкции", процесса, когда каждая мысль или текст из прошлого должны быть рассмотрены и отвергнуты, как продукт своей социальной среды. Хайдеггер не скрывал своих намерений; он жаждал момента, когда "духовная сила Запада потерпит неудачу и его суставы треснут, когда агонизирующее подобие культуры спутает всё вокруг и позволит ему задохнуться в своем безумии".
Маркузе присоединился к Франкфуртской школе в 1933 году и быстро стал лидером движения. После того, как он переехал в США и стал гражданином, Франклин Делано Рузвельт нанял его в Офис по военной информации, где он создавал антинацистскую пропаганду, несмотря на свой марксизм. Он также работал в Офисе стратегических служб (прото-ЦРУ) и в Госдепартаменте, где усердно трудился, чтобы не допустить того, что США после войны оттолкнет Германию от социал-демократии. Он преподавал в Колумбийском университете, затем в Гарварде, и наконец в Университете Калифорнии в Сан-Диего.
Он широко шагнул в общественную жизнь в 1955 году, когда опубликовал свою книгу "Эрос и цивилизация". Книга по-сути продвигала идею Вильгельм Райха о том, что сексуальное освобождение было лучшим решением психологических проблем общества. Маркузе хотел создать общество "полиморфной извращенности" - которое означало, что любой может заниматься сексом когда угодно, где угодно и с кем угодно с помощью чего угодно.
Важным было не столько свежесть послания Маркузе (это не было свежее послание), сколько время этого послания - дети, воспитанные Фрейдом, Фроммом и Споком уже подросли. Великое поколение вырастило новое поколение, открытое к идеям Маркузе. В то время как схожие философские взгляды на секс провалились в 1920-х, 1930-х и 1940-х, мужчины и женщины, которые пережили Великую депрессию и Вторую мировую войну, были настроены на то, чтобы вырастить привилегированных детей, которым никогда не придется воевать и тяжело работать за еду. В результате, появились группы детей, готовые и способные принять участие в Сексуальной революции, начало которой провозгласили из Франкфуртской школы. Маркузе продавал сексуальный промискуитет как осуществление необходимого людям восстания против Западной цивилизации и освобождения от сексуальных репрессий, которые она осуществляла. Товар, который нетрудно продать подросткам.
Неудивительно, что его последователи реально верили, что делают нечто значительное, когда занимаются сексом, а не войной (make love, not war - лозунг, который приписывают самому Маркузе) - они считали, что используют сексуальную энергию, чтобы собрать человечество вместе, а не уничтожить его, что делают сексуальные репрессии. В то время как Маркузе не был самой важной фигурой Франкфуртской школы в интеллектуальном плане, он был самым хитрым и эффективным маркетологом. Рекламная пословица "Секс делает продажи" была применена к молодежи, чтобы продать им идею, что ценности и идеалы их родителей были злыми и репрессивными (Где же географически пришел к этой нигилистической идее Маркузе? На живописных скалах Ла Хойя с видом на Тихий океан).
Маркузе также перенес критическую теорию в другое разрушительное направление: в то время как он, повторяя фразу Маркса о том, что рабочие всего мира в конце концов объединятся, видел так называемое "анти-колониальное движение" в странах Третьего мира, как доказательство правоты Маркса - но также он осознал, что в США не будет такого восстания рабочего класса. Поэтому ему нужны были другие группы интересов, чтобы разрушить капиталистическую систему, используя свою критическую теорию. И он нашел эти группы среди расовых, этнических и сексуальных меньшинств, которые ненавидели старый порядок. Эти виктимизированные группы интересов выступали против норм Западной цивилизации, "со всем своим неповиновением, ненавистью и наслаждением своим статусом жертв, определяя свою собственную человечность против определений их хозяев", как писал Маркузе.
Миссия Маркузе заключалась в том, чтобы разорвать американское общество на части, используя идеологию "разнообразия" и "мультикультурализма", как механизмы, которые будут разрывать социальную ткань общества, кусочек за кусочком. Он хотел натравить черных на белых, поставив все "угнетенные группы" в оппозицию к обществу. Теория Маркузе об "угнетенных группах" как новом пролетариате, в сочетании с критической теорией Хоркхаймера, нашла пристанище в наших академиях, став основой для пост-структуралистского движения - гендерные исследования, ЛГБТ/Квир исследования, афро-американские исследования, чикано-исследования и т.д. Все эти "Пустопорожние исследования" довольно откровенно описывают свою миссию, как разрушение традиционных иудео-христианских ценностей и общепринятых традиций Западной культуры, заменив их моральным релятивизмом, который уравнивает все культуры и философии - кроме, конечно же, Западной культуры и философии, которые являются "плохими" и "эксплуататорскими".
Маркузе был принят с распростертыми объятиями в студенческом движении 1960-х - настолько, что во время студенческих бунтов в Париже в 1968 году, студенты маршировали с плакатами: "Маркс, Мао и Маркузе".
Но Маркузе не мог выиграть в Америке. У Маркузе была большая, большая проблема: основополагающая идеология Америки была всё еще сексуальнее марксизма, который предлагал тираническое государство всеобщего равенства вместо свободы и личной ответственности. Даже когда Маркузе предложил всем бесконечный секс, наркотики и рок-н-ролл, большинство американцев больше интересовала жизнь в свободе со своими семьями, в обществе, которое больше ценило добродетель и тяжкий труд, чем разврат и декаданс.
Он должен был найти способ победить оппозицию. Он нашел его, назвав его термином "репрессивная толерантность". В 1965 году он написал эссе с таким названием, где утверждал, что толерантность была хороша только тогда, когда позволяла расцвести контркультурным идеям, и чтобы контркультурные идеи могли выиграть, доминирующие идеи нужно просто заткнуть. "Освобождающая толерантность" - писал он - "поэтому должна означать нетерпимость к правым движениям и толерантность к левым... Отказ от толерантности в отношении регрессивных общественных движений прежде чем они становятся активными; нетерпимость даже в сфере мысли, мнений и слова, и, наконец, нетерпимость к мнимым консерваторам, правым политикам - эти антидемократические положения соответствуют реальному развитию демократического общества, которое в действительности разрушило фундамент универсальной толерантности". В Америке властвовала "репрессивная толерантность", при которой "диссидентские точки зрения" подавлялись; ему нужна была "партийная толерантность".
Другими словами, если вы не согласны с Маркузе, вас нужно просто заткнуть. Это сделало любые дебаты для Маркузе и его сторонников очень удобными. Такой тоталитаризм является сегодня стандартной практикой в кампусах колледжей, в СМИ, в Голливуде - в тех местах, которые Франкфуртская школа стремилась контролировать.
Первая поправка - которая позволила Франкфуртской школе осесть на нашей земле и выражать свои пагубные для свободы идеи - теперь должна была быть ликвидирована теми, которые воспользовались её благами. Маркузе призывал к тирании меньшинства, так как тиранию большинства нельзя было преодолеть без его тотального подавления.
Есть другое имя у "партийной толерантности" Маркузе - это Политическая корректность.
Фактически, термин политическая корректность пришел к нам от дружка Маркузе: Мао Цзедуна. Мао использовал этот термин, чтобы разграничить тех, кто имел "научно корректные" взгляды и всеми остальными; взгляды, которые были "научно корректными" - он называл "политически корректными". В 1963 году, за два года до появления "репрессивной толерантности" Маркузе, Мао написал эссе под названием "Откуда появляются корректные идеи?". В этом эссе Мао утверждал, что марксистское общество определяет корректные идеи, а все некорректные идеи должны быть отброшены из-за их несостоятельности. Мао определял их. Маркузе определял их. Идеологические наследники Мао и Маркузе определяли их и до сих пор думают, что они это делают.
И вот марксизм высадился на наших берегах, припал к земле, пустил корни и вырос как сорняк - все это произошло до того, как мы это заметили. Это произошло на уровне университетов, на уровне правительства и на уровне СМИ. Всё это произошло потому, что мы не воспринимали весь этот идеологический мусор, который извергали все эти клоуны, всерьез и не считали его чем-то важным - "Наша конституция пережила революцию, Гражданскую войну и Вторую мировую войну. Почему мы должны переживать из-за нескольких немецких яйцеголовых болтунов?". Тем более, что Америка была настолько экономически успешной под всеми этими "угнетениями".
Фундамент для Комлекса был построен. Но мы еще не могли видеть Комплекс целиком - Комплекс был скрыт под абзацами туманных текстов и в школьных программах таких мест, как Университет Тулейна в его курсах "Американских исследований". Подумайте о волке в овечьей шкуре. Все это казалось таким неопасным, и мы подумали, что студенты, погрязшие в декадентстве, в концов концов вернуться к Конституции, как это сделали их родители.
Мы спали, когда они вооружались, мы закрыли глаза, пока они убирали наше оборонительное оружие - нашу верность Конституции и свободе слова и мнений.
И лишь, когда они начали прямо стрелять по нам, мы увидели, что остались безоружны, в то время как они имели целый арсенал своей философии, готовый развернуться в одно мгновение в полномасштабную сибирскую язву марксизма.
Связующая линия становилась отчетливой. Маркс и Гегель проложили путь прогрессивизму, прогрессивизм - Франкфуртской школе, которая атаковала американский стиль жизни "культурным марксизмом" через свою "критическую теорию". Теоретики Франкфуртской школы обосновали радикальный экологизм, художественный марксизм, психологическую деконструкцию своих оппонентов и мультикульутрализм. Но прежде всего, они придумали "репрессивную толерантность", которая сегодня известна под именем "политической корректности".
Они внедрились в наши академии - моя программа "Американских исследований" в Тулейне гораздо больше времени посвятила Адорно, Грамши, Хоркхаймеру и Маркузе, чем Марку Твену, Томасу Джефферсону или Аврааму Линкольну. Произошел изощренный интеллектуальный фокус - все студенты колледжа, которых накормили Франкфуртской школой неосознанно стали работать на Комплекс. Но это не объясняет того, как целое американское общество погрузилось в это. Я никак не мог понять, как философия Франкфуртской школы, которая очевидно сложна для восприятия, вдруг превратилась в массовый психоз? Как она обманула миллионы людей?
И у меня был еще один вопрос. Франкфуртская школа была полностью о том, чтобы критиковать всё со стороны. Она была о том, как разорвать общество на куски. Такой материал не очень хорошо воспринимается обществом, которое было преимущественно счастливо в нашей стране - мы не смотрим на Диснейленд как на эмблему корпоративной жадности, мы смотрим на него как на место, где хорошо нашим детям, и если кто-то захочет уничтожить Диснейленд во имя коллектива, мы пошлем их в задницу. Так каким же образом эта философия проникла в наши сердца и умы? Как Комплекс, который был огромной философской системой по внедрению марксизма в американское общество, ушел в тень за несколько десятилетий настолько, что мы сейчас даже не признаем его существования?
Затем я прочитал "Правила для радикалов" Саула Алинского: если Маркузе был Иисусом новых левых, то Алинский был Святым Павлом, который занимался обращением масс в новую веру и старался превратить марксизм в новую официальную религию США, даже если это не соответствовало Конституции.
"Правила для радикалов" правильнее было бы назвать "Как захватить Америку изнутри". Алинский описал всё шаг за шагом, а мы были слишком заняты борьбой за результат, чтобы изучить план игры.
Давайте начнем с того, кем был Алинский. Алинский был известным коммунистом, преданным идее установления в Америке коммунистического режима, используя самые умные тактические средства, которые только можно было придумать. Он родился в Чикаго и, как и его коллеги из Франкфуртской школы, быстро полюбил марксизм. Он выучился на археолога в Университете Чикаго, но бросил археологию, потому что не смог найти работу. После небольшого периода работы криминологом, он стал общественным деятелем - да, общественным деятелем - в Конгрессе производственных профсоюзов (КПП), огромном профсоюзе, возглавляемом Джоном Л. Льюисом, который был левым антикоммунистом, который поддержал в 1940 году Республиканца Уэнделла Уилки на президентских выборах, надеясь получить от того существенные уступки для профсоюза. От Льюиса, которого Алинский называл "самой незаурядной фигурой своего времени", Саул научился прагматической тактике. И он внедрил этот прагматизм в свой марксизм.
Один из главных уроков, который он выучил, это то, что действовать нужно изнутри. В то время, как новые левые лидеры вроде Маркузе предпочитали атаковать систему извне и отчуждать от себя тех, кто был её частью, Алинский знал, что нужно быть инсайдером для продвижения своих целей.
Это сработало замечательно. Журнал "Time" купился на тактику Алинского и писал в 1970-х: "Мало кто будет спорить, что американская демократия меняется под влиянием идей Алинского. В эпоху растворения политических ярлыков, Алинский радикал, но не в обычном смысле, и он находится далеко от экстремизма Новых левых". Это, конечно же, было неправдой - ни в малейшей степени. Его собственные идеи были близки к тем, что были у Маркузе и Франкфуртской школы, и только его практичность и прагматизм отличали его от них, и делали его намного эффективнее.
Он надел на себя внешние атрибуты американского конституционализма, чтобы внедриться в сознание американского общества. Он осуждал сжигание американского флага, как контрпродуктивное. Он постоянно говорил об Отцах-основателях. Он даже позиционировал себя как консерватора, когда ему это было выгодно. Журнал "Time" подводит итог популярному взгляду на Алинского, который он сам же и культивировал: "Алинский утверждает, что не делает ничего другого, кроме как следует предписаниям Отцов-основателей. В "Записках федералиста" Джеймс Мэдисон предупреждал, что никакой класс или фракция не должны иметь слишком много власти. По-своему Алинский пытается восстановить баланс сил в современной Америке. Если желание сохранить основные американские принципы превращает человека в консерватора - ну что ж, он согласен быть консерватором. Он предлагает существенные доказательства - если они вообще нужны - что значительные изменения могут быть достигнуты в рамках американской системы". Это написано о человеке, который открыто утверждал, что коммунизм является его руководящей философией! Неудивительно, что Алинский был настолько эффективен.
Алинский суммировал свою стратегию по внедрению марксистских изменений в 1971 году в своей книге "Правила для радикалов: практичные примеры для реалистичных бунтарей". Это, на самом деле, замечательная книга, ясная там, где Маркузе туманен, дерзкая там, где Адорно инертный, грязная и забавная там, где Хоркхаймер заумный и скучный.
Страница посвящения книги показывает, чем так опасен был Алинский: он смешал религиозный пыл, немного разговоров об Отцах-основателях Америки и огромную дозу стиля "поцелуй меня в задницу", превратив эту смесь в удобоваримую и лёгкую для употребления. На первой странице есть эпиграф из раввина Гиллеля, еще один из Томаса Пейна и наконец, эпиграф Алинского в стиле "поцелуй меня в задницу": "Давайте никогда не забывать брошенное через плечо одобрение самого первого радикала: из всех наших легенд, мифологии и истории (и кто знает, где заканчивается история и начинается мифология - или что из них что), самый первый радикал, известный человечеству, который бросил вызов истеблишменту и сделал это настолько эффективно, что завоевал себе своё собственное царство - это Люцифер". Только настоящий эгоист будет цитировать самого себя в своем собственном эпиграфе, но это именно то, что делало Алинского столь уникальным - его наглое пренебрежение всеми традициями, сшитое вместе с одеждами существующего общества.
Алинский сразу же объясняет свою политическую позицию: он марксист и он прагматичный марксист. Его задача, как "прагматичного коммуниста" добиться успеха там, где "наши товарищи радикалы" потерпели неудачу. Он презирал тех непрактичных марксистов, которые "запаниковали и убежали, рационализировав это тем, что система сама разрушиться из-за собственной гнили и коррумпированности", тех "хиппи и йиппи, которые принимали наркотики, создавали общины, делали всё, чтобы сбежать", тех, кто "сбежали в берсерки... Синоптиков и им подобных". Он смеялся с тех студентов колледжей, которые славили маркузианскую философию и не делали ничего, тех, кто клеили коммунистические постеры и носили футболки с Че Геварой.
Он также знал, что открытость Америки предоставляет коммунистам возможности уничтожить американские ценности, но попытки это сделать извне пустая трата времени. Воинствующее аутсайдерство контрпродуктивно. В первую очередь, Алинский знал, что для победы, коммунисты должны начать говорить с людьми на их языке. Они должны принимать людей, а не отталкивать их. Они должны принимать мир таким, каким он есть, а не таким, каким он должен быть. "Как организатор" - пишет Алинский языком Дональда Рамсфельда - "Я начинаю с того, каков мир, а не с того, каким он должен быть... Это значит работать внутри системы".
Люди, по мнению Алинского, как счастливые овцы. Чтобы направить их в политически корректном направлении, сначала следует их сделать неудовлетворенными, и эта неудовлетворенность сначала сделает их пассивными, потом вызовет недовольство и в конце концов приведет к революции. Инкрементализм, как учил Антонио Грамши, название этой игры. И единственный способ открыть двери революции, сделать людей недовольными статус-кво. Революционеры не должны доставлять дискомфорт тем, кто живет в комфорте, и утешать страждущих - они должны привести в отчаяние всех, чтобы они захотели сломать систему в целом. После уничтожения старой системы, Джон Адамс помог создать новую и Алинский со своим типичным апломбом цитирует Джона Адамса, в поддержку своих идей (Адамс наверное крутился в гробу как юла, после того как Алинский добавил его цитаты в свою кошмарную книгу).
Ловкое объединение фейковой философии якобы Отцов-основателей и его собственного марксизма привели его к внутренним противоречиям, которые потопили его, будь у него эго поменьше. Например, защищая "свободу", он ненавидел индивидуальную свободу, которую любили Отцы-основатели - он хотел "общинной свободы", которая является по-сути тиранией правительства. "Величайший враг индивидуальной свободы это сам индивид" - писал Алинский. Это типично руссоистское послание - общество важнее индивида, и по-факту индивидуум может существовать только в теле политики. Другими словами, пролетариат объединяйся - внутри системы. И он объединил свои идеи в рубрике под названием "изменения". Да, да, "изменения". Он также часто любил повторять слово "надежда", поскольку его персональная философия "излучала оптимизм". Звучит знакомо, не правда ли? [Слова "изменение" (change) и "надежда" (hope) были основными в кампании Барака Обамы во главе с главным лозунгом "Мы можем" (We can)].
Алинский не искал марксистской революции, но он хотел предоставить руководство к действию "неимущим" против "имущих". Для меня это звучит также отвратительно, как и марксизм.
Это всё чудесная риторика, но как Алинский строит свои силы? Как найдет своих миньонов?
Находя сырьё. Он прямо говорит, что ищет их среди "общественных деятелей".
Во-первых, он используют гибкость. Это означает переход от метода к методу, от аргумента к аргументу, воюя скорее как партизан, а не скоординированная армия. Не беспокойтесь о методологической последовательности, говорит Алинский - делайте просто всё, что нужно для победы. Алинский считает, что цель оправдывает средства - это главное правило. Он считает, что страх перед искажением своих внутренних ценностей лишь приводит к параличу, и что для того, чтобы по-настоящему победить, нужно полностью от них отказаться. Как сказал бы Сталин, ты не сделаешь омлет, не разбив пары яиц. Алинский любил омлет.
Это очевидно противоречит иудео-христианским ценностям морали, которая прямо утверждает, что благая цель не может быть оправданием неправильных средств. Вот почему американскому обществу так трудно справится с последователями Алинского: он не играет по их правилам, а они не могут играть по его правилам. Алинскому же было просто плевать на иудео-христианскую мораль - он был тотальным моральным релятивистом, и не моргнув глазом, он заявлял: "Что для одного человека хорошо, для другого плохо". Этот аргумент приводит к тому утверждению, что, например, повстанцы против нацистов не были объективно моральны - с точки зрения нацистов. Победители пишут историю, говорил Алинский, поэтому вам лучше стать победителями. Это особенно верно для войны, где "цель оправдывает средство" - и Алинский видел политику (и жизнь в целом) как войну. Если у вас есть возможность использовать моральные средства - используйте их, говорил Алинский, если такой возможности нет - к черту их. Как он писал своим колоритным языком, альтернатива грязной победе "вернуться домой с поражением с девственно чистой совестью". И он не был девственником.
Его центральная линия проста и не прикрашена: надерите задницы, а потом сделайте вид, что вы сделали моральную вещь. Врите, мошенничайте и крадите для победы. Если нужно соврать, чтобы победить - соврите и победите, а потом соврите о своей лжи. Если нужно быть жестокими - будьте жестокими и победите, а потом перепишите историю о своей жестокости. Всегда скрывайте свои цели в широко используемых американцами терминах, на которые они купятся. Используйте Декларацию независимости или Конституцию. Конечно, вы можете не поддерживать ни одной из этих вещей, но это не важно - победа, вот что важно. Это путь Чикаго.
Во-вторых, он использует уверенность. Слабые люди никогда не побеждают, а те кто сомневаются в себе слабы. У вас должна быть уверенность идти со своей позицией напролом. Те, кто уверены в себе не избегают конфликтов, потому что конфликты важная часть прогресса, говорит он (тут чувствуется влияние Гегеля).
В-третьих, Алинский говорит о ценности опыта. Обучение общественных деятелей означает обучение эмпирическому опыту в стиле Руссо, поскольку история не повторяет себя - вся история изменчива и изменяема. Это прекрасная рационализация для молодых людей, чтобы они игнорировали мудрость прошлого - в это время, также как в любое другое, всё абсолютно по-другому.
В-четвертых, Алинский предлагает набор личных качеств для общественного деятеля. Вот самые важные.
Искренность: хороший общественный деятель должен быть абсолютно искренен. Это хороший совет для политика, но это отличный совет для общественного деятеля, который работает с людьми, отличными от своего круга общения.
Любопытство и дерзость: общественный деятель должен быть любопытен, поскольку все нужно ставить под вопрос. Ценности должны ставится под вопрос. мораль должна ставится под вопрос. Это фактически критическая теория на практике. Алинский особенно фокусируется на дерзости: "Для того, кто задает вопросы, ничего не должно быть свято". Опять же, это критическая теория в её самой базовой форме.
Чувство юмора: это наверное самая важное качество, которое упоминает Алинский. Юмор это оружие, которое нужно использовать как можно чаще - от него фактически невозможно защититься. Это оружие, которого не хватало Франкфуртской школе - их серьезность сделала их скучными и недоступными. Алинский не такой. Он веселый и это веселье несет перемены, которые скорее могут принести Джон Стюарт и Стивен Кольберт, а не Ноам Хомский.
Когда дело доходит до юмора, у Алинского нет проблем, он опускается на самые низкие уровни и это делает его эффективным. Одно дело каламбурить как Шекспир, когда ты в учтивой кампании, но социальные перемены не происходят в учтивых компаниях - они происходят на улицах, среди людей. Люди любят юмор. В своей книге Алинский шутит о сексе и пускании газов для того, чтобы перейти границы и шокировать. Консерваторы боятся говорит в таких терминах, и это одна из причин, почему они теряют молодежь.
Как бы там ни было, Франкфуртская школа сражается сразу же и на политическом, и на культурном полях битв. Консерваторы сражаются только на политическом. Это означает, что искусство, юмор, песни, театр, телевидение, фильмы, танцы - всё это используется каждый день, чтобы влиять на умы и сердца американских граждан. Консерваторам приходится лишь молиться, чтобы их дети нашли колонку Джорджа Уилла и чтобы он сумел достучаться до их здравого смысла.
Как только Алинский получил своих общественных деятелей, своих солдат на поле боя, он излагает свою тактику. Он не просто Макиавелли - он Сунь Цзи. Вот его тактика ведения боя кратко по пукнтам:
1. Сила это не только то, что у вас есть, но также и то, что думает враг у вас есть. Обман полезен, также и дача другой стороне неполной информации полезна. Это было достаточно полезно для Гидеона, это полезно и для Алинского.
2. Никогда не выходите за рамки опыта людей, над которыми работаете. Вы не должны проповедовать аборты католическим священникам и свинину иудеям. Работайте с материалом, который у вас есть, иначе вы распыляете свои силы.
3. По возможности, выходите за рамки опыта своих врагов. Если они не смогут справится с вами, поскольку они с такими методами еще не сталкивались, вы выиграете.
4. Заставьте врага жить по своим собственным правилам. Алинский пишет: "Вы можете убить их этим, если христианская церковь не сможет больше жить по христианским правилам, она не будет больше христианской". Лицемерие, очевидно, является ключевым здесь и это любимое обвинение левых, по простым причинам, поскольку большинство людей со стандартами в некоторые моменты жизни бывали "лицемерны".
5. Высмеивание самое мощное человеческое оружие. Просто спросите об этом Джеральда Форда (Чеви Чейз), Джорджа Буша (Уилл Фаррел) и Сару Пейлин (Тина Фей).
6. Хорошая тактика та, что нравиться людям. Вы не выиграете, если вашим людям скучно.
7. Тактика которая используется слишком долго выдыхается.
8. Постоянно оказывайте давление.
9. Угроза обычно всегда страшнее, чем сама вещь. Не бойтесь оппозиции, если они даже применят свое самое страшное оружие, это не будет настолько плохо, как вы думаете. В то же время постоянно повышайте градус своих угроз, потому что это будет пугать оппозицию.
10. Основной предпосылкой тактики является постоянное развитие операций, которые будут оказывать постоянное давление на оппозицию. Давление вызывает реакцию и вы можете отработать реакцию своей цели.
11. Если вы будете проталкивать негатив достаточно сильно и глубоко, то он в конце концов сломает противника. Найдите самую заветную веру врага, а затем используйте её против него. Алинский использует пример пассивного сопротивления в Индии - эксплуатируя гордость британцев своей цивилизованностью, Ганди победил их. Не нужно напоминать, что такую же тактику использовала Франкфуртская школа, когда использовала Первую поправку, чтобы подавить свободу слова, которую Первая поправка защищала.
12. Цена успешной атаки конструктивная альтернатива. Убедитесь, что у вас есть план того, что нужно делать после победы.
13. Выберите цель, заморозьте её, персонализируйте и поляризируйте её. Это одно из самых важных и известных правил Алинского. Вы должны выбрать свою мишень, потом заморозить её, а затем персонализировать её, убедившись, что это нечто специфическое и идентифицируемое, а не общее, и, наконец, поляризируйте её, демонизируя. Не хорошо, если вы будете говорить о плюсах и минусах своей жертвы - вы должны представить свою цель как абсолютное зло, а себя как абсолютное добро. Это обычно называют политикой персонального уничтожения (см. Сара Пейлин).
Наконец, Алинский напоминает простое правило: настоящая акция это реакция противника. Вы должны спровоцировать своего противника, чтобы потом работать с его реакцией. Если вы хорошо сделаете свою работу, вы заставите врага ошибаться. Когда он это сделает, вы должны быть готовы использовать это.
Стоит изучить один из примеров действий Алинского, чтобы увидеть эти правила в действии. В 1964 году он переехал в Рочестер, штат Нью-Йорк, после расовых беспорядков и нацелился на Eastman Kodak, самую крупную компанию в городе. Он быстро применил 13 правило (цель, заморозка, персонализация, демонизация) и 5 правило (высмеивание лучшая стратегия). СМИ взяли у него интервью, когда он сошел с трапа самолета, спросив, что он думает о городе. "Это огромная южная плантация, пересаженная на север" - сказал Алинский.
Это дало ему то, что он ждал - реакцию оппонента, которая предоставила ему еще больше целей для атак. У. Аллен Уаллис, президент Университета Рочестера и директор Eastman Kodak вышел к прессе после Алинского. Алинский сравнил Уаллиса с Джорджем Уоллесом из Алабамы. Было ли это обвинение справедливым? Нет, но это было не важно. Это было эффективно. Введя в действие остальные свои правила - использовал закон, чтобы подчинить истеблишмент своим собственным правилам, выходил за рамки опыта своих врагов и т.д. - Алинский предложил другую тактику в Рочестере, яркую и возмутительную, которая должна была вызвать реакцию из-за своей возмутительности. Он предложил черным активистам купить билеты в Рочестерский симфонический оркестр, съесть много бобов и потом, во время концерта, тревожить белый высший класс пуская газы.
Это гениально. Это настолько умно, насколько можно придумать, потому что нет способа защититься от этого - это законно, это полностью оскорбительно и причиняет людям дискомфорт, и даже когда черные ребята пускают газы в разгар симфонического оркестра, они могут претендовать на своё моральное превосходство и клеймить всех остальных расистами.
Алинский был невероятно опасен - он был умен там, где его коллеги были "интеллектуальны" и он всегда достигал своей целевой аудитории, что часто не могли сделать профессора. Он знал чего хочет и как этого добиться, и делал легкой возможность следовать за ним. Яйцеголовый интеллектуализм Маркузе и Хоркхаймера мог работать на уровне колледжа, где ученики заменяли профессорами авторитет родителей и чувствовали себя "освобожденными" своими новыми, менее скучными, квази-родителями, но потребовался гений Алинского, чтобы донести марксизм Маркузе до простого американца, убедив его, что это чисто американская идея. Потребовалась бандитская тактика Алинского, чтобы лишить воли счастливый американский средний класс и заставить его принять изменение статус-кво, и мобилизовать расовые и сексуальные группы идентичности, которые были нужны Маркузе, чтобы забрать власть у самодовольного среднего класса. Потребовался Алинский, чтобы заткнуть оппозицию методами политической корректности, запугать людей до покорности и создать режим анти-первой поправки, где твой рот должен быть закрыт, иначе ты станешь персональной мишенью. Потребовался Алинский, чтобы полностью создать Комплекс. Каждая успешная группа интересов и социальное движение в США, начиная 1960-х годов, использовала идеологию Франкфуртской школы и тактику Алинского.
Большая трагедия, что консерваторам понадобилось столько времени, чтобы это осознать.
Из книги Andrew Breitbart "Righteous Indignation: Excuse Me While I Save the World"
Комментарии
Отправить комментарий