Коалиция за культурную свободу




Мэттью Континетти

Канье Уэст, Джордан Питерсон и революция против политической корректности.

15 мая 1939 года философ Джон Дьюи сделал заявление для прессы, анонсировав создание Комитета за культурную свободу. Он представил декларацию принципов комитета и имена 96 человек, которые их подписали. На следующий день  в помещении Малой Библиотеки Колумбийского университета Комитет утвердил свой официальный манифест. "Никогда прежде в современные времена" - начинался манифест - "независимость писателей, артистов, ученных и преподавателей не была под такой серьезной угрозой как сегодня".

Среди членов Комитета были антропологи, философы, журналисты, драматурги, адвокаты, преподаватели, историки. Политические взгляды членов Комитета варьировались от социал-демократических к либерализму "Нового курса" и до либерализма 19 века, который выступал за свободный рынок без ограничений. Их объединяло их обязательство "мужественно распространять идеал свободной интеллектуальной активности". "Фундаментальным критерием ценности всех современных философий" - говорилось в манифесте - "является то, насколько они позволяют мыслителям и артистам действовать независимо от политических, религиозных или расовых догм". Основой для альянса такой разношерстной компании был "наиболее общий знаменатель любой цивилизованной культуры - защита творческой и интеллектуальной свободы".

Именно существование групп Народного фронта, которые придерживались сталинистской линии в науке, литературе, социальной мысли и искусстве, побудило главного организатора Комитета Сиднея Хука действовать. "Я считал, что необходимо бросить вызов этому массивному феномену, который развращал либеральную мысль и издевался над здравым смыслом" - писал Хук в своей автобиографической книге "Не в ногу" (1987).  "Я решил создать новое движение, которые бы основывалось на общих принципах и не зависело бы от национальных или географических границ и расовой или классовой принадлежности".

Комитет Хука был предшественником Международного конгресса за культурную свободу, созданного в Берлине в 1950 году и связанного с Американским комитетом за культурную свободу, созданным в 1951 году. На первом собрании в Берлине Артур Кестлер прочитал с кафедры "Манифест свободы", который "считал само собой разумеющимся, что интеллектуальная свобода является неотъемлемым правом человека" и что такая свобода "определяется в первую очередь и главным образом правом иметь и выражать своё мнение, которое отличается от мнений, которые главенствуют. Лишенный своего права сказать "нет", человек становится рабом".

Нужно сказать, что Америка 2018 года отличается от Америки 1939 или 1951 года. Нацистская Германия давно исчезла, погаснув в войне, которая унесла 60 миллионов душ. Советский Союз исчез 27 лет назад, после Холодной войны, которая продлилась пять десятилетий. Печатные СМИ рушатся и заменяются электронными СМИ и социальными сетями, которые сужают возможности цензоров и расширяют возможности меньшинства доносить свою точку зрения. Если взять конец 1930-х годов и начало 1950-х годов за точку отсчета, то мир в 2018 году стал более свободным.

Но угрозы остаются. Тоталитарные системы в России, Китае и их бывших марксистско-ленинских сателлитах трансформировались, за исключением КНДР, в системы авторитарного контроля, которые допускают некоторую экономическую свободу, сохраняя при этом государственных контроль над политикой, обществом и культурой. Авторитарные режимы используют "грубую силу", чтобы вмешиваться в демократические выборы, запугивать и эксплуатировать Западные корпорации и университеты, и влиять на общественный дискурс методами информационной войны. Возрождающийся марксизм конкурирует, и в значительной степени тесно связан, с идеологией мультикультурализма и сопутствующей ей политикой идентичности. 

Именно эта идеология и политика захватила сегодня в Америке наиболее престижные интеллектуальные, культурные и медийные институты. Университеты, Кремниевая долина, Голливуд и всё больше и больше бывшие "нейтральные" и "объективные" платформы вроде New York Times и The Atlantic попали под влияние расовых и сексуальных догм, которые противоречат друг другу. Членство в этих институтах, которые играют решающую роль в формировании элитарных мнений, зависит от согласия или по крайней мере молчания относительно таких догм как "белые привилегии", "патриархия", "угнетение", "исламофобия" и "гендер-флюидность". Несогласие с этими идеями - реализация своего права сказать "нет" - приводит не только к анафеме и исключению из высшего общества, но и к потере работы, а в некоторых случаях к физическим угрозам.

Также как и в 20-ом веке, сегодня сформировалась невероятная группа граждан, которые решили противостоять современному вызову культурной свободе. Читая недавнюю статью Бари Уайсса про "интеллектуальную темную паутину", нельзя не удивится разнообразию взглядов и партийной принадлежности среди этих мыслителей-отступников, которые бросили вызов политической корректности и стигматизации аргументов, которые бросают вызов аксиомам политики групповой идентичности, расовой политики и трансгендеризма. Безумная интеллектуальная атмосфера, в которой субъективные эмоции самопровозглашенных угнетенных групп превалируют над стилем, аргументами и эмпирическими доказательствами, рождает неожиданные союзы. Кто мог подумать, что Канье Уэст из-за нескольких твитов станет наиболее известным и признанным лидером борьбы за свободу личного мнения в современной мире? Кто мог предвидеть, что Новый атеист Сэм Харрис окажется союзником Джордана Питерсона, который читает лекции о том, насколько актуальны в сегодняшнем мире библейские истории?

Новые борцы за культурную свободу отличаются от своих предков. Они более этнически и сексуально разнообразны. Практически все они работают вне академий. Они не самосознательно организованы в движение. В определенной степени, конечно, отсутствие институционализации  связано с современными историческими условиями. Середина 20-го века была эрой больших, обширных управлений, иерархических корпораций, где политическая жизнь, особенно у левых, состояла из отделов и подотделов из партий, комитетов и ячеек. Начало 21-го века слишком раздроблено, дезорганизовано и анархично для такого чёткого строительства и координации. Это время слабых отношений и свободных ассоциаций. Люди входят и выходят из движений нажимая кнопки "лайк", "твитнуть" или "отправить". И поскольку наши СМИ дифференцированы, а множественные средства личного самовыражения настолько доступны, никто не обладает достаточной монополией, чтобы отделить разумное несогласие от чудачества. Это создаёт возможности для навязывания политической корректности, когда поборники политкорректности быстро начинают клеймить своих оппонентов, смешивая в кучу настоящих расистов и просто несогласных с их идеологической линией.

То что возникло сегодня это не Комитет или Конгресс, это Коалиция за культурную свободу. Это широкая ассамблея критиков, которые противостоят доминирующему консенсусу, который устанавливает правила для культуры, развлечений и для СМИ, которая не централизована и не унифицирована, и не требует четкой идеологической и философской линии. Но все участники верят в то, что Гаэтано Моска называл "правовая защита", плюрализм мнений и институтов, которые противостоят конформизму и репрессиям.  И тот факт, что ересь Канье и статья Уайсса были встречены таким количеством оскорблений, высмеивания, злости и агонии, свидетельствует о силе такого конформизма и желании репрессий.

Политическая корректность царит в Сан-Франциско, Голливуде и Беркли, она проникает в Нью-Йорк и бюрократические структуры Вашингтона, но её позиции не безопасны и не стабильны. Свирепость, с которой сталкиваются те, кто бросают вызов этой идеологии, свидетельствует не о её силе, а о её слабости. Всё что нужно, чтобы прекратить гегемонию политической корректности это бороться или игнорировать попытки запугивания с её стороны. И сейчас это происходит. Простая истина в том, что людям не нравится, когда их сужают до их цвета кожи и они ненавидят, когда их обзывают расистами. Поэтому они склонны отказываться подчиняться фигурам и организациям, которые не видят в них ничего, кроме как предвзятых сексистских и фанатичных олухов, которые встроены в иллюзорную пирамиду угнетения. Они могут боятся высказывать свое мнение публично, боясь остракизма. Но они раскрывают свои взгляды посредством действий.

Хиллари Клинтон может вам много рассказать об этом. Поэтому ESPN, NFL и Голливуд могут продолжать играться в "социальную справедливость", за что их будут награждать Оскарами, но не кассовыми сборами. Google и Facebook тоже почувствовали реакцию на свою цензуру. В тоже время, успех "Американского снайпера", Дональда Трампа, Джордана Питерсона и Розанны выявил истинный размер аудитории, которая хочет скинуть цепи политической корректности ради аутентичности. 

"Сегодня защита интеллектуальной свободы налагает позитивные обязанности: предлагать новые и конструктивные ответы на вызовы нашего времени" - писали авторы Манифеста свободы. "Мы обращаемся этим манифестом ко всем людям, которые полны решимости вернуть все те свободы, которые мы потеряли и сохранить те, которые у нас есть сегодня". Тогда в их ряды вошли Сидни Хук и Артур Кестлер. Сегодня в их рядах Джордан Питерсон, Чарльз Мюррей, Кристина Хофф Соммерс и да, Канье Уэст.

Оригинал National Review

Комментарии

Популярные сообщения из этого блога

Понимая культуру жертвы: интервью с Брэдли Кэмпбеллом и Джейсоном Мэннингом

Миф о шведской социалистической утопии

Энох Пауэлл и "Реки крови"